Херувимы с розовыми попками

«Все мы не херувимы с розовыми попками», — думал я всю дорогу от Веселого поселка до Купчино. Кондиционер в машине не работал, все окна были раскрыты, и горячий воздух врывался в салон, отхлестывая меня по щекам.
Еще я думал о том, как выйти из творческого тупика, в котором оказался. Последняя писанина не нравилась даже домашним, а у них ко мне заниженные требования. Надо что-то делать, думал я, но успокаивал себя, ведь вечно так продолжаться не может. В конце концов, никому не удавалось всегда писать одинаково хорошо. Даже у Иисуса Христа есть проповеди чуть получше и чуть похуже. А уж куда мне с ним тягаться…

А ехал я к парню по имени Кирилл Шрумп. У него немецкая фамилия, прокуренный голос и огромный долг по кварплате. В этот день его должны выселить в жалкую комнатку в коммунальной квартире. Я же намереваюсь взять у него интервью.
Кирилл Шрумп хороший парень. Накануне я позвонил ему.
— Алло. Это Кирилл? Привет. Тебя беспокоят из газеты… Да это круто… Нет не «Комсомолка»… нет не «Известия». Бери чуть ниже… Нет, нет… В общем, районная газета. Наверное, видел ее у себя в почтовом ящике, если туда заглядывал. Нет? Тебе не пишут письма? Ладно. Я хотел сказать, парень, нам всем тут очень жаль, что с тобой приключилась такая история. Ну, ты понимаешь… Долг – и все такое, это действительно тяжело. Что? Не переживаешь? Да ну? Все в порядке? Интересно, интересно, Кирилл. Ты даже рад съехать из этого гадюшника? Браво, Кирилл, браво! Хорошо. Может, завтра встретимся. Ну, перед выселением и поболтаем, а? Да, что-то вроде интервью. Я задаю тебе вопрос, ты думаешь, отвечаешь… Я понимаю, все мы не публичные персоны, но не будет никаких камер, только ты я и мой блокнот. Договорились? А? Хорошо, я верил в тебя, Кирилл Шрумп!
Перед поездкой меня инструктировал редактор.
— Смотри, мать твою, не облажайся. Сделай все так, как надо. Как надо, черт возьми! Этот придурок зарабатывает почти двенадцать тысяч в месяц. Моя тетка получает меньше! А он умудряется не платить за муниципальное жилье! Паразит! Ты должен обличать таких мерзавцев! Бить их плетью абзацев и строк! Понял меня? Шрумп – мудила, ребята из районного жилищного агентства – пострадавшие. Они выполняют свой долг. И смотри – чтобы без лирики!
Без лирики, босс? О’кей! Никакой лирики…
Я приехал по тому адресу, который дал мне Шрумп и, поставив автомобиль на ручной тормоз, вылил на голову и шею бутылку минеральной воды, потом прошелся по двору. Обычные новостройки. Панельные блоки, наваленные друг на друга. Девятиэтажный советский рай за годы посерел и расклеился. Некоторые дома смотрелись, как родимые пятна на теле девственницы.
Вдавил кнопку на домофоне.
— Уже все? – спросил меня глухой голос.
— Нет. Это из газеты.
— А-а-а… Ну проходи.
Седьмой этаж. Я поднялся на лифте. Он трясся, как припадочный, и едва не завис между пролетами. На стене я разглядел надпись: «Настя с третьего этажа – шлюха небесная». Пытаясь разгадать тайный смысл послания, я забыл и про лифт, и про Шрумпа, и про родную мать. Но резкий толчок вернул меня в мир.
Шрумпу было лет сорок, и он не был похож на того человека, которого я себе представлял. Передо мной стоял среднего роста крепенький мужичок с добродушными усами и лукавыми морщинами под глазами. Если бы Гэндальф чаще ходил к брадобрею и злоупотреблял спиртным, он бы выглядел примерно так. На нем висела бежевая майка, ноги скрывали шорты песочного цвета. Мне показалось, что где-то я его уже видел.
Мы уселись на кухне. Я чувствовал себя неловко. Нелегко разговаривать с человеком, который вот-вот потеряет квартиру. Да и что у него спросить? «Эй, привет! Вы рады, что теперь будете жить хрен знает где? Почему вы не платили по счетам? Вы что, потеряли где-то свой мозг?»
Шрумп закурил. Он выглядел грустно. Так, как, наверное, любой на его месте. Но он улыбался. Почему-то я испытывал к нему симпатию.
— Нелегкий денек, а? – начал я.
— Бывали и хуже.
— Например?
— Ну… Всякое бывало… Не хочу об этом, — сказал Шрумп.
— Ладно… Я не буду спрашивать, что вы чувствуете, да?
— Почему?
— Этот вопрос кажется немного надуманным.
— Да нет. Чего уж там… Обидно, конечно. Но хрен с ним.
— С квартирой?
— Ага. Что мне теперь? Обосраться? И не из таких передряг выбирались. Мне, по сути-то, все равно, где жить. Я ведь один. С милым рай в шалаше, да? Ну, вот. Будет мне рай.
Возникла пауза.
— Неплохо, — сказал я, — а почему вы квитанции не платили?
— Да все как-то не с руки было…
— Не с руки?
— Ну да. Дел невпроворот, то одно, то другое…
— Но время все-таки можно было найти!
— Да поймите же! Это не так важно! Разве вы не понимаете? Это все хрень, по большому счету! Что уж там! Знаете, что действительно, важно?
— Что?
Шрумп потушил сигарету и посмотрел на меня лукаво.
— Я стихи пишу, — сказал он, и глаза его заблестели.
— Стихи?
— Ну да.
Я почесался.
— Классно. И как? Публикуетесь?
— Не-а. Все больше в стол, да в стол. Стихи-то сейчас вроде не сильно в моде.
Я согласился с ним.
— Ну да. Не в моде, — сказал.
— Ну а мне то что? Я пишу. Два года назад как начал, так не остановиться…Главное, в юности терпеть всю эту хренотень не мог. А сейчас: творю и творю… Хотите посмотреть?
Я сглотнул. Отказываться неудобно.
— Можно.
Шрумп убежал в комнату. Потом вернулся.
— Вот, — сказал он, тряся перед моим лицом какими-то бумагами. Я взял их. Листы были старые, замусоленные. Писал Шрумп от руки и второпях, словно настигал музу, которая от него удирала со всех ног. Стихи, конечно, невеликие. Но в них было что-то мальчишеское, задиристое. Словно их написал пятнадцатилетний.
— Как? — спросил Шрумп.
— Интересно, — сказал я, возвращая бумаги. — Попробуйте опубликовать.
— Может быть, может быть. Вам действительно понравилось?
— Я не литературный критик…
— И все же.
— В них определенно что-то есть. Но я не могу выразить – что конкретно.
Кажется, Шрумп воспринял это как похвалу. Он стал трясти мою руку.
— Спасибо, спасибо!
— Да не за что, — сказал я смущенно.
Мы вновь сели за стол.
— Ну, что-то еще спросите?
Я задумался.
— Нет, наверное. Все понятно. Пожалуй, пойду.
— А этих, из ЖЭКа будете ждать?
— Пожалуй, нет. Зачем? И так все, как на ладони. Только еще один вопрос: куда переезжаете?
— Так… В коммуналку на Расстанной.
— С соседями уже познокомились?
— Нет. Но, говорят, не очень буйные. Какая старушка, многодетная семья и ралботяга-алкоголик, — он улыбнулся, — будет с кем поболтать.
Я шаркнул ножкой.
— Ладно… Только за квартиру платите.
— Посмотрим.
Я вышел за дверь и пошел к лифту, нажал кнопку вызова, тут меня догнал Шрумп.
— Подождите! Вот…
Он протянул мне знакомые листы. Не все: два или три.
— Это вам, — сказал он.
— Зачем?
— Так… подарок.
— Я не могу его принять. Стихи, как я понимаю, в одном экземпляре.
— Возьмите, — настаивал Шрумп, — возьмите. Вам они, я вижу, нужнее.
— Мне?
— Вам.
Я протянул руки к бумагам и взял их. Лифт приехал, и створки шахты нервно растворились.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Во дворе уже собирались какие-то люди: чиновники, дворники, пара таджиков-грузчиков. Я прошел мимо них.
— Работаем быстро. Взяли – вынесли, взяли – вынесли, — говорил мужчина в костюме. Я ускорил шаг.
Подойдя к машине, я увидел помойное ведро. Я задумался, а потом подошел к нему и сунул туда скомканные листки. Потом сел в тачку и уехал. Не знаю, может, стоило их взять с собой. Но ведь все мы не херувимы с розовыми попками. Кто-то не платит годами за квартиру из-за того, что витает в облаках. А кому-то просто на все насрать.