Записки журналиста # 3

Не успела типографская краска высохнуть на моем опусе про итальянскую школу, как мне пришлось снова топать к учителям.
Осень, близится их профессиональный праздник, а я должен написать о педагогической конференции. Слово «конференция» мне нравится только применительно к хоккею. Когда говорят «Восточная конференция», я радуюсь, потому что в ней играет Нью-Йорк Рейнджерс. А просто конференция, научная, педагогическая или еще какая – звучит довольно вяло.
Но в четверг, в 10.00 я на месте. Школа находилась почти в центре города. Это такое место… где окраина встречается с историей. Здесь спокойно соседствует дом второй половины восемнадцатого века (конечно, грязный и полуразрушенный, но не потерявший своей стати и чванливости) и панельная пятиэтажка. Более того, они гармонично смотрятся.
Школа находится в старом доме. Но недавно отремонтированном. На фоне облезлых сталинок и хрущевок он смотрится вычурно. За зданием школы – стадион с дырявым, как дуршлаг, забором. По стадиону бегают дети. Солнечно, погода яркая и даже теплая, несмотря на конец сентября. Дети бегают задорно, с криками, и кажется, что мир совершенен. Конечно, это обманчивое чувство.

Захожу внутрь.
— Вы куда?
— Сюда.
— Сюда?
— А куда еще?
— Позвольте, кто вы?
— Из газеты.
— Что за газета?
— Местная. Районная.
— А-а-а-а….
Ко мне тут же теряют интерес. На лице охранника, который выглядит даже слишком импозантно, как Дон Жуан на заводе в цеху, проявляется разочарование.
Уборщица провожает меня в гардероб. Она выглядит как все уборщицы в мире, только, может, взгляд у нее поживее. Кажется, она интересуется мной, изучает.
— Вот, — говорит она, открывая каморку и делая шаг назад. Захожу внутрь и снимаю куртку. Стараюсь все делать быстрее. В гардеробах, открытых специально для меня, я чувствую себя неуютно. Боюсь, меня обвинят, что я что-нибудь стырил. Я не знаю, откуда у меня это чувство, но оно есть и я не могу его перебороть.
Секунд через тридцать я вылетаю обратно.
— Быстро вы, — говорит уборщица. Кажется, она тоже разочарована.
Потом меня передают другой женщине. Ее я где-то видел. Впрочем, я всех где-то видел. Женщина любезна.
— Еще есть время до начала, — объясняет она. – Там в зале кофе и бутерброды. Располагайтесь.
Я растроган. Признаться, я не надеялся на бутерброды. И кофе… С утра я спешил и не позавтракал. Это хорошо все сложилось.
Благодарю женщину и направляюсь в зал.
Зал, по-видимому, служит комнатой для танцев или, на худой конец, актовым залом. Это прямоугольное помещение, на стенах которого висят зеркала. Представляю, как дети встают к ним и начинают грациозно приседать, выставляя одну ногу в сторону (я видел – так делают балерины). Сейчас детей нет. К зеркалам приставлены столы, на которых стоят нехитрые закуси. Булка с нарезкой, румяные пирожки, чайные пакетики, кофе, сахар. Я насыпаю себе растворимой бурды, беру кипяток, долго и придирчиво выбираю бутерброд. Сажусь за свободный стол.
Помимо меня здесь еще две компании. Одна из трех человек, другая из двух. Та, что побольше – два мужчины и женщина среднего возраста – похожи на старых друзей. Они что-то живо обсуждают, мило улыбаются и выглядят довольными. Компания поменьше состоит из двух женщин с лихо уложенными волосами. Они молчат и чопорно попивают чай, держа чашки в двух руках. Они похожи на матрен или кого-то в этом роде. Они больше похожи на людей, пришедших на конференцию. Другие выглядят несерьезно. Они обсуждают какую-то ерунду. Что-то связанно с котами. Кажется, у одного мужчины кот повадился справлять нужду прямо на диване. Мужчина переживает, другие ему что-то советуют. Все продолжают улыбаться.
Кофе очень вкусен. Уверен, спустя часа два-три я не захочу брать в рот такую гадость. Но сейчас в это солнечное рабочее утро он просто необходим. Он приходится к месту, и я получаю, как в рекламе, истинное наслаждение. Я примеряюсь к бутерброду, думаю о том, что он такой же вкусный и доставит мне не меньше удовольствия, чем кофе.
Собираюсь здесь первый надкус, когда в зал входит незнакомая мне дама и объявляет, что всем пора. Я смотрю на часы. Действительно, десять. Я расстроен. Остальные как по команде встают и двигаются к выходу. Большая компания замолкает и делает серьезные лица. Разговор о кошачьем туалете оборван на полуслове. Лица женщин, пивших чай, предельно сосредоточены, словно они будут держать экзамен.
Делаю пару укусов и иду за ними. Жаль оставлять такой прекрасный кофе и недурной бутерброд, но у сменяя нет выбора – работа.
Поднимаемся на второй этаж. Учителя идут по коридорам так, словно собрались танцевать на балу. Они двигаются плавно, как пажи и кажется готовы раскланяться с первым встречным.
Актовый зал, где проходит конференция, оказывается небольшим и светлым. На самом деле, он еще меньше того помещения, где я пил кофе. Обращаю внимание на новое оборудование. Оно хорошее, но без излишеств. За ноутбуком сидит техник. У него такой вид, будто он только что съел платформу димедрола.
Учителя сидя тихо. Уверен, они мечтают, чтобы их ученики вели себя на уроках так же. Кто-то листает раздаточный материал, кто-то чуть слышно разговаривает с соседом, кто-то задумчиво смотрит в окно.
Конференция начинается. Гости говорят вступительные слова. Как всегда, их речи лишены практического смысла и сводятся к тому, что они – гости – очень рады побывать на таком важном мероприятии и они уверены, у участников конференции все получится. Гости сменяют на трибуне друг друга, и все говорят одно и тоже. Только слова разные. Лишь четвертый человек пытается пошутить, но выходит не смешно и даже неестественно. Но по залу проносится смешок. Здесь собрались воспитанные люди.
— Позвольте объявить конференцию открытой, — говорит последний гость, хлопает в ладони и предлагает начать работу.
К тому времени у меня в блокноте записано все, что мне надо и я, не слушая выступающих, ретируюсь и спешу в редакцию. Сегодня очень хороший, солнечный, яркий день, и мне не хочется пропустить ни секунды.