Рассказ «На морозе»

Днем температура поднялась до минус двадцати трех градусов.
— Потеплело, — сказал, выдыхая пар, Коля, — аж вспотел…
Я посмотрел на него с ненавистью. Удивительно, после часа стояния на морозе у него еще оставалась способность шутить. Пожалуй, дело было в шерстяных перчатках. Надень я перчатки, тоже бы сейчас юморил. Но в сложившейся ситуации мне оставалась только ненависть.
Чертовски холодно. Думать невозможно. Вместо мозгов – мороженое. Лимонный сорбет.
— Еще полчасика, и я умру…
— Ты не умрешь, — сказал Коля, с трудом поворачивая голову, — ты замерзнешь, и через пятьсот лет оттаешь, как мамонт.
Я сказал:
— Мамонты не оттаяли.
— Разве? А что с ними?
— Они не оттаяли. Некоторых из них просто нашли во льдине.
Коля утвердительно кивнул головой.
— И после этого они оттаяли.
— Нет, они так и остались, нелепыми замерзшими мохнатыми существами.
Коля разочарованно цокнул языком.
— Жаль.

Я еще думал надеть кальсоны, когда собирался домой. Но кальсон у меня нет. Это грандиозная ошибка. Даже выбор профессии был меньшей ошибкой.
А ведь еще столько ждать!
Мы с Колей приехали записывать сюжет. Я — как корреспондент газеты. Он — как оператор телепрограммы. Когда мы встретились в парке час назад, у нас были радостные, улыбающиеся лица. Теперь мое лицо было искажено гневом. Лицо Коли скрыто в недрах его гигантского капюшона.
— Эй! — крикнул я ему, — ты еще здесь!
— Отключился на пару секунд…
Нам нужно записать сюжет о военно-исторической реконструкции. Близится очередная годовщина вывода советских войск из Афганистана. Накануне меня вызвал редактор.
— Иди, — говорит, — ты у нас морозоустойчивый.
— Вы что-то путаете. Это Оганесян морозоустойчивый. А я — теплолюбивый.
— Оганесян? Впервые слышу о морозоустойчивом армянине.
Вообще-то, Оганесян врет, что он армянин. Да и фамилия по отцу у него, кажется, Морозов. По злой иронии. Но ладно…
— Хорошо, — говорю, — но гонорары за это могли бы быть и двойными.
Редактор неожиданно смягчился.
— Что ж… Я об этом подумаю.
Я решил воспользоваться ситуацией.
— А то и тройными.
Но этого редактор уже не стерпел.
— Знаешь что Ратников! Хотя… — тут редактор опять сменил гнев на милость. — Посмотрим, когда статью сдашь. Об одном только тебя прошу – смотри у меня напиши по-человечески, а не как ты там… ну со всей этой своей… бравадой.
Откровенно говоря, я и бравада – это вещи несовместимые.
— Ладно, — говорю, — можно и без бравады.
— Напиши по-человечески. Все-таки Афганистан. Тема – животрепещущая. Многие участники событий, к счастью, еще с нами и в полном здравии.
— Прекрасно, — сказал я самым обычным тоном.
Редактор вдруг завелся.
— Ты, я вижу, намеков не понимаешь. Короче, ляпнешь что-то не то – тебе набьют морду. Врубаешься?
Я машинально потрогал лицо. Со стороны это, наверное, выглядело, словно я примеряюсь к будущему урону.
— А говорите без бравады…
Когда я выходил из его кабинета, редактор смотрел на меня с плохо скрываемым раздражением.
Ну и, конечно, это оказался самый холодный день в году. Так я не замерзал с седьмого класса, когда отчаянно ждал свою соседку по парте – Любку Афанасьеву – под окном ее дома. Ждал напрасно.
Оказалось, она имела в виду не среду, а четверг. Я все перепутал. Моему расстройству не было предела.
— Это все потому, — сказала Любка, — что у тебя организация – катастрофичная.
С тех пор я немного подтянулся. Но у репортажа, на котором я оказался, тоже была катастрофичная организация. В парке на морозе с угрюмыми лицами бродили люди в костюмах воинов Советской Армии и каком-то тряпье. Те, что были одеты в тряпье, обозначали душманов. Начало все откладывали и откладывали. «Еще десять минут! Еще десять минут!» — суетилась какая-то женщина. Вскоре ее перестали воспринимать всерьез. Люди переминались с ноги на ногу. Ходили слухи о горячем чае. Но это были лишь слухи. Я бы начал плакать, но слезы замерзали на морозе.
— Коньяка! – послышался голос откуда-то сбоку, — неужели никто не взял с собой коньяка?
— А шато ле блан 87-го года тебе не нужно? – послышался с другой стороны злой голос. Больше про коньяк никто не спрашивал.
Я стоял, злился и старался согреться приседаниями. Коля держался молодцом. У него оставалась способность разговаривать.
— Кстати, — говорит он в какой-то момент, — в курсе, что в аду холодно?
— Что?
— В аду, говорю, холодно.
— Бог мой! С чего ты взял?
— Прочитал «Божественную комедию».
— Ты?
— А чему ты удивляешься? Я, между прочим, интеллигент, бля.
— Охотно верю.
— Так вот, — продолжил Коля, высморкавшись в рукав, — согласно Данте, Люцифер в центре земли по пояс замурован в ледяное озеро.
— Как и мы.
— Как и мы.
Наконец реконструкторы задвигались.
Мимо нас проехал БТР. Видимо, все ждали именно его. Он выглядел так, будто его только что достали из болота.
— Какой у него ход! — сказал Коля, — о блин! Моя «десятка» и то идет не так плавно…
— Купи.
— У меня прав нужной категории нет… – расстроено сказал Коля.
— Где же вы были? – подбежал к экипажу машины кто-то из организаторов.
— Стояли в пробке.
— Так вы бы по ним из девятимиллимитрового.
Все рассмеялись.
Чуть поодаль шел инструктаж. Человек в белом маскировочном комбинезоне, крупный с широко расставленными ногами – сразу видно, что бывший военный, напутствовал собравшихся вокруг него молодых людей. Лица некоторых покрывал иней.
— Духи! Ваша цель — замочить красных, поняли? И чтобы без геройства! Помните — вы плохие. Вы должны вызывать чувство омерзения. Вот ты, Краснов, вызываешь у меня чувство омерзения. Остальные — нет. Поработайте над этим!
— Надело плохим быть, Сергей Семенович…
— Ничего. Скоро 9 Мая, сыграете красных, а те красавчики, — он показал на красноармейцев, — будут за фашистов.
Духи заулыбались.
— Сергей Семенович, как умирать красиво или обычно? – спрашивает один парень в очках. Ему бы фашистских лейтенантов изображать.
— Как угодно. Главное не переигрывать.
Я огляделся. Палатки нигде не было. «Интересно, они сюда в этих костюмах ехали?» — посетила меня тревожная мысль. Хотя… что уж там двадцать людей в маскхалатах на фоне БТР, стоящего в пробке.
Нужно было взять у кого-нибудь интервью. Я протиснулся между двумя душманами, дующими себе на руки. Сергей Семенович возвышался надо мной как глыба.
— Можно вам пару вопросов задать?
Сергей Семенович напрягся.
— Вы из центра?
— Нет, я с краю…
Сергей Семенович посмотрел на меня, хмуря брови. Я заулыбался.
— Ладно, сдаюсь. Я из газеты.
— Шутник?
— Нет.
— Сразу видно, в армии не служил. Там бы тебя быстро перевоспитали бы. И чувство юмора бы отрезали.
Он сказал это так, что я понял, отрезали бы не только его.
— Так может, интервью?
— Ну что там у тебя?
Я задал ему несколько вопросов.
— Вообще, у нас на балансе восемь БТРов, – похвастался предводитель, – так что это еще малая толика.
— Вам повезло. А храните их где? В гаражах?
— Нет. У подъездов паркуем… конечно, в гаражах!
Оказалось, что параллельно их клуб исторической реконструкции проводит выставку вооружения.
— Вон там, у входа в парк, — махнул рукой в сторону Сергей Семенович. Я повернул голову. Там стоял прилавок, у которого топтался замерзающий человек. Судя по всему, выставка не вызвала зрительского интереса.
— Не помешает ли исполнению ваших планов погода?
Сергей Семенович поднял палец вверх. Видимо, он ждал этого вопроса.
— В данном случае она даже поможет восстановить историческую правду. Бой, который мы реконструируем, проходил на большой высоте в мороз.
— Мороз есть, — согласился я, — а вот гор что-то нет.
Сергей Семенович нахмурился и посмотрел на меня, с трудом скрывая гнев. Прямо как редактор. Почему интересно, я не нравлюсь людям? Я ведь милый.
— Мы адаптируем исторические события, чтобы было удобнее зрителям. Как же вы не понимаете?
— Понимаю, — сказал я и выключил диктофон. Сергей Семенович продолжал хмуро смотреть на меня. Мне вспомнились слова редактора о том, что мне могут набить морду. Я напрягся.
— Веселые вы люди, журналисты, — сказал Сергей Семенович, неожиданно легко развернул свою грузную фигуру и зашуршал куда-то по снегу.
Пронесло, подумал я.
Потом действо началось. Коля закряхтел и пошел снимать. Я остался на месте. Реконструкция длилась минут десять. Взрослые люди с игрушечными автоматами побегали туда — сюда. Повзрывали петарды. С ревом пронесся БТР. Это напоминало более технологичных казаков-разбойников.
Я был разочарован, но уже так замерз, что даже перестал думать.
Наконец вернулся Коля.
— Ну как? — спросил я.
— Нормально.
— Много снял?
— Я? Ничего.
— Ничего?
— Ага.
— Как это?
— Камера на таком морозе не работает.
— Боже… Так зачем же ты…
— Редактор попросил помельтешить.
— И часто ты так мельтешишь?
— Бывает…
— Боже мой… Какие мы все несчастные.
— Разве? По-моему неплохо все получилось…
Я ничего не ответил. Что я мог сказать?

Автор

Антон Ратников

Журналист, писатель и немного человек.