Воскресный рассказ. «Опера»

Жена повела меня в оперу.
— Гарантирую, — говорит, — получишь эстетическое удовольствие.
Я не стал объяснять, что это далеко не самый любимый мной вид удовольствий.
— Там хоть буфет есть? – спрашиваю.
Буфет мне пообещали.
В театре давали «Тоску». Я сразу же пошутил про то, чтобы эта опера не навела на меня тоску. Жена посмотрела на меня осуждающе.
Опера находилась в каком-то особняке в центре города. Труппа была сформирована недавно, а здание ей передали буквально два-три года назад, поэтому все там было чистенькое, аккуратное, словно искусственное.
— Какие пышные интерьеры, — сказала жена. Она недоверчиво смотрела по сторонам. Люстры напоминали покрытые стразами айсберги. Огромные зеркала вставлены в золотистые рамы. Груди у обнаженных нимф напоминают спелые дыни.
— Ненастоящие, — сказал жена, оценив их опытным взглядом.

Публика собралась такая, с какой я бы в один трамвай не сел. Все красивые, расфуфыренные. Дамы почти все в платьях. Мужчины – в костюмах. Только иностранцы позволяют себе надеть casual. Но джинсы и свитера смотрятся на них также естественно и гармонично, как на хоккеисте шлем.
Мы с женой словно белые вороны. На любимой легкое черное платье и она похожа на официантку. Я и вовсе какой-то батрак с кухни. Одеваться я не умею так, как некоторые не умеют готовить. Что бы я ни делал, все у меня получается кое-как. Даже сшитая по фигуре рубашка будет смотреться на мне словно купленная в дешевом секонд-хенде. Я с этим уже давно смирился и не ропщу. Это все равно, что ненавидеть себя за цвет глаз. А вот жене, чувствую, приходится туго.
Слышится английская, немецкая, французская речь. В буфете непринужденно открывают шампанское. Бармен сгружает на поднос дюжину бутербродов с икрой. Мы глядим на это с интересом.
— Шампанского бы… — говорит жена.
— Может, по мороженому? – спрашиваю.
— Мороженое шампанское?
— А почему бы и нет?
Зал в этой опере небольшой, камерный. Стулья обиты чем-то похожим на парчу. На наших местах сидят люди.
— Извините, — говорю, — кажется, вы ошиблись.
Оказывается, это иностранцы.
Жена шепчет мне на ухо.
— Я думала, немцы не ошибаются.
— Они же в России, — говорю, — в России ошибаются все. Это судьба.
Рассаживаемся на местах. Оркестр протяжно настраивается.
— Лица у них какие-то очень чопорные, учитывая, какой шум они производят.
Жена шикает на меня. Я мешаю ей наслаждаться.
— Чем? Чем наслаждаться? Ничего же не происходит!
Оказывается, я мешаю ей наслаждаться аурой здешних мест. Хотя жена не любит излишнюю пышность и пестроту.
— Да не люблю, — говорит она, — но это не значит, что я не могу ей насладиться…
Поднимается занавес. На небольшой сцене, размером не больше восьми – десяти шагов стоит худенький мужчина с жиденькой бородой. Это не совсем то, чего я ожидал увидеть.
— Я думал, они там все толстые.
— Стереотипы, — отмахивается жена.
Через пять минут на сцене появляется еще более странный персонаж – маленькая, полненькая бурятка.
— Не бурятка, — говорит жена, — калмычка… или тувинка… или еще кто.
— Алеутка?
Мы некоторое время размышляли над этим. К счастью, пела она хорошо. Насколько я понимаю. Хотя, скажи мне кто-нибудь, что поет она плохо, я бы согласился.
В антракте мы встали в очередь за кофе. Кофе оказался дорогим и невкусным. А иностранцы – ничего. Пили и радовались.
— Как тебе? – спросила жена.
— Высший класс.
— А если серьезно?
— Хорошо.
— Не ври мне.
— В целом, неплохо.
Жена взяла меня за руку.
— Хочешь, уйдем отсюда?
Я посмотрел на нее, ища подвоха. Но нет, она не шутила.
— Конечно, хочу!
Мы даже кофе не допили. Бросили чашки и пошли в гардероб.
Больше в оперу мы не ходили. Не наше это. Пролетарии мы.