I.
Из отдела образования спустили приказ: каждой школе срочно – в течение месяца – провести конкурс по толерантности. Ослушавшимся грозили штрафами и прочими неприятностями.
Директор школы Светлана Зиновьевна оказалась немного удивлена такой формулировкой.
— Как, интересно, мне этот конкурс проводить? Построить всех в ряд и начать спрашивать, кто тут любит китайцев и этих… негров?
Завуч по воспитательной работе Ольга Денисовна, немолодая женщина в огромных очках, брезгливо поморщилась.
— Не люблю я этих негров… — сказала она тихо, впрочем, достаточно, чтобы Светлана Зиновьевна ее услышала.
— Ольга Денисовна! Побойтесь бога! Мы все-таки в школе!
Завуч фыркнула.
— Ну а что такого? Я же не предлагаю суд Линча устроить… Просто говорю. А вы что им импонируете?
Светлана Зиновьевна.
— Давайте не будем об этом. Лучше о деле поговорим.
Ольга Денисовна дернула плечами.
— Они ведь такие страшные… огромные… с такими носами… а зубы белые-белые… бр-р-р-р!
— Ольга Денисовна, — строго сказала директор, — я еще раз убедительно вас прошу… без этих разговоров. Нас могут услышать. В конце концов, это школа!
— Извините, — сказала Ольга Денисовна. Она немного обиделась.
— Ладно, — сказала директор. – Сказано: проводите, и мы проведем. Где у нас тут педагог-организатор?
Педагога-организатора вызвали. Через три минуты она тоже вошла в кабинет. Небольшая, молоденькая девушка, только-только из института. Она боялась всех, особенно Ольгу Денисовну. Она боялась ее больше, чем своего непосредственного начальника – Светлану Зиновьевну. Завуча она боялась так, как это могут делать только ученики.
— Лариса Макаровна, такая ситуация. Читайте.
Директор протянула письмо из отдела образования. Лариса Макаровна, бледнея, взяла его в руки и пробежала глазами по строчкам. Ничего не поняла. Пробежала еще раз – и запуталась еще больше.
— Видите? – спросила директор.
— Да.
— Как вам это?
Лариса Макаровна облизала пересохшие губы.
— Что?
Директор встала со своего места и принялась ходить по кабинету. Завуч и педагог следили за ней глазами.
— Нам нужно провести конкурс по толерантности. В самые сжатые сроки. Финансирования, естественно, нет. Значит, призов не будет. В общем, работаем на одном энтузиазме. Как всегда. У вас есть энтузиазм, Лариса Макаровна? – спросила Светлана Зиновьевна, улыбаясь, чтобы расположить педагога-организатора к себе и, видимо, вызвать у нее этот самый энтузиазм.
Лариса Макаровна побледнела еще больше.
— Есть. Кажется…
Светлана Зиновьевна покачала головой.
— Ну вот и действуйте. Вы же педагог-организатор, так организовывайте!
Лариса Макаровна была близка к тому, чтобы упасть в обморок. Она смотрела то на завуча, то на директора – и не понимала, что от нее хотят.
Светлана Зиновьевна всплеснула руками.
— Ладно, — сказала она, — давайте набросаем план.
Она взяла листок бумаги и, говоря себе под нос, стала чертить на нем пространную схему.
— Так, — говорила она, — конкурс будет состоять из трех этапов. Ага. Участвуют ученики восьмого, девятого и десятого класса.
— И одиннадцатого, — сказал завуч.
Светлана Зиновьевна остановилась.
— Одиннадцатый не надо. У них экзамены. Не будем их лишний раз трогать.
Ольга Денисовна фыркнула.
— Все так говорят. Они ходят баклуши бьют, ничего не делают. Дежурные по рекреациям жвачку жуют! По контрольным у половины класса – тройки! Это им в наказание.
Светлана Зиновьевна вздохнула.
— Хорошо, — сказала она, — и одиннадцатые… Значит, первый этап конкурс патриотической песни.
— Военно-патриотической, — сказала Ольга Денисовна.
— Что, простите? – спросила Светлана Зиновьевна.
— Военно-патриотической песни. Так лучше.
— Почему же?
— Это собирает, Светлана Зиновьевна, понимаете? Это собирает…
Светлана Зиновьевна задумалась. Потом опять вздохнула.
— Хорошо, — сказала она, — пусть будет по-вашему. В конечном счете, это не принципиально. Второй этап – пускай нарисуют плакат. Да-да. Сейчас это очень популярно.
— Знаю, что они там нарисуют… — сказал Ольга Денисовна, обращаясь как бы к самой себе.
— Не знаете, Ольга Денисовна. Пусть у детей фантазия развивается.
— Им только дать волю, они такое нафантазируют…
Светлана Зиновьевна кашлянула.
— Нет, — сказала она, — пусть останется плакат. Соберутся классами, изобразят – нормально. А третий этап, третий…
Ольга Денисовна просияла.
— Пусть они контрольную напишут. По истории.
Светлана Зиновьевна отрицательно покачала головой.
— Да нет же! Зачем? И так это все и для нас, и для них нагрузка! Правда, Лариса Макаровна?
Лариса Макаровна, которая сидела последнее время молча и лишь переводила взгляд с завуча на директора и обратно, быстро кивнула головой.
— Вы должны понимать, Лариса Макаровна, — сказала директор, — что у меня сейчас нет возможности оплатить вам эту… переработку. Поэтому, собственно, я и заговорила про энтузиазм. Вы же понимаете… Я…
Лариса Макаровна опять кивнула.
— Я все понимаю, — сказал она. И действительно ее вид перестал выражать растерянность и обозначил готовность исполнить приказ начальника.
— Вот и хорошо, — сказала директор. – Вернее плохо. Ведь мы еще не придумали третий конкурс.
Женщины задумались. В комнате воцарилась тишина. Такое, надо сказать, бывает не часто. Комната, три женщины – и тишина.
— А может быть все-таки, — подала голос Ольга Денисовна, — может быть, все-таки контрольная?
Светлана Зиновьевна коротко качнула головой.
— Нет.
— Давайте тогда у Льва Борисовича спросим!
— Он же физрук! – сказала Светлана Зиновьевна, — он их отжиматься заставит!
— Ну и пусть! Пора им развиваться физически, а то все ходят дохлые, синие, того и гляди просвечивать начнут.
— Не знаю… — сказала Светлана Зиновьевна.
Ольга Денисовна оживилась.
— Значит, либо отжимания, либо контрольная…
Светлана Зиновьевна молчала.
— А может быть, четыре тура сделать?
— Да успокойтесь же вы! – неожиданно для себя крикнула Светлана Зиновьевна, — извините… простите… нервы ни к черту. Еще эти выборы, проценты… В общем, пусть песню споют.
— Это же в первом туре!
— Пусть два раза поют, не важно! А лучше стихи! Верно, Лариса Макаровна?
— Верно, — сказала Лариса Макаровна.
— Вот и прекрасно. Возьмите в сейфе, у меня там с конкурса по знанию конституции три грамоты осталось. Их вручим призерам. Хорошо?
Ольга Денисовна осталась недовольна.
II.
Через две недели в кабинете Светланы Зиновьевны раздался звонок.
— Алло, — сказала она.
— Вы там, что – совсем охренели? – спросил недовольный голос. Интеллигентная женщина, едва не выронила трубку из рук, она набрала в рот воздуха, чтобы дать негодяю отпор, но гневный хриплый голос не сдавался, — вы что, саботаж устроили? Вы копаете под кого-то, голодранцы? Вы же нас всех под монастырь подводите, вашшшшшшу мать!
И тут Светлана Зиновьевна вдруг осознала, что разговаривает с председателем комитета по образованию Ивановым, бывшим чекистом с очень крутым нравом.
— Я вас дерьмо жрать заставлю, ушинские хреновы! Вы меня поняли?
— Дддда, — пробормотала Светлана Зиновьевна.
— Что «да»? Что «да»? Ты хоть понимаешь, дура ты очкастая, что ты натворила?
Светлана Зиновьевна вся задрожала.
— Я вас попрошу…
— Это я вас, на хрен, попрошу. Из школы попрошу. Навсегда! Вы работу больше нигде не найдете. Даже в Магадане. В лагерной столовой. Понимаете меня, Светлана, блядь, Зиновьевна?
Светлана Зиновьевна зарыдала. Нервы у бедной женщины не выдержали. Она стояла, тряслась и слезы лились к ее ногам. Иванов продолжал орать что-то в трубку. Потом он понял, что это бесполезно и перестал занимать линию.
Через какое-то время Светлана Зиновьевна успокоилась. Она вызвала к себе завуча.
— Что там у вас произошло? – спросила она дрожащим голосом.
— Что? Где?
— Не знаю, что. И где – не знаю.
Ольга Денисовна тоже испугалась. Вид Светланы Зиновьевной подсказывал: произошло что-то ужасное, что-то из ряда вон выходящее.
— Да ничего. Все в порядке, — сказал она, но очень неуверенно, — сегодня вот и статья про нас в газете вышла.
— В какой газете? – встрепенулась директор, — какая статья?
— В «Ведомостях». Про конкурс про наш, ну о толерантности.
Светлана Зиновьевна выдохнула.
— Так. И что в ней?
— Ничего. Статья. Ее наш педагог-организатор написала. Ну эта, Лариска…
— Не Лариска, а Лариса Мака… впрочем, и что в статье-то?
— Да ничего. Провели, мол конкурс, как все прошло. Ну и фотография.
— Фотография? – насторожилась Светлана Зиновьевна. – Какая?
— Ну это… грамота.
— Какая?
— Ну, за победу, за первое место.
Светлана Зиновьевна окончательно возобладала над собой.
— Хорошо, — сказала она, — у вас осталась эта газета? Она есть у вас?
— Была где-то.
Светлана Зиновьевна поднялась с кресла
— Так идите. Идите – и принесите.
Ольга Денисовна вернулась из кабинета. Газета лежала в учительском гардеробе, в кармане ее пальто. Она достала ее и развернула. Внимательно просмотрела статью, оглядела фотографию.
— Да что же тут такое-то? Да что же такое?
Она еще раз внимательно проверила заголовок, подписи под фото, пробежалась по тексту – ничего. Ничего такого, что могло бы вызвать столь бурную реакцию.
— Ладно, — сказала она, сложила газету и пошла к директору.
Спустя две минуты на втором этаже Светлана Зиновьевна развернула издание, побледнела и, стараясь не упасть в обморок, медленно села в кресло. На четвертой полосе красовалась большая фотография победной грамоты на которой было написано: «Победитель в конкурсе по толерантности – команда 11 «А» класса под названием 14/88».
