Меня отправили с документами на другой конец города. Проспект носил имя Мориса Тореза. Я мало знал об этом человеке. Звучит красиво! Такое имя подойдет пирату или революционеру. Писателю в худшем случае. Правда, один Морис уже есть – Дрюон. Так что – не пойдет.
А этот Торез имел отношение к коммунистической партии. В этом можно было не сомневаться. Он был кем-то вроде Тольятти. Но все же не такой крутой, как Тольятти. Именем последнего назвали целый город, а этому досталась улица, и та не самого высшего класса.
По улице Мориса этого Тореза я доехал почти до Озерков. Там на возвышенности, с которой можно было бы обозреть окрестности, если бы не проклятые многоэтажки, сделал художественный разворот. Меня тут же остановили дорожные полицейские и стали докапываться: почему я не пристегнут ремнем. Самое забавное, что я был пристегнут ремнем, но отстегнулся, когда инспектор приблизился. Сам не знаю почему.
Все это я постарался ему объяснить. Но инспектор был непреклонен.
А потом он отчаялся.
— Короче, — сказал он, — либо штраф за ремень, либо за разворот в неположенном месте.
Самое смешное, что развернулся я тоже в положенном месте, но… тут уже было без разницы.
— Выбирайте сами, — ответил я.
Честно, думал, инспектор предпочтет разворот, но он вдруг обрадовался.
— Тогда, — говорит, — ремень.
И весело пошел подписывать протокол.
Наверное, у них план какой-то. А может, у инспектора с ремнями что-то не то.
Наконец добрался до этого комбината. Со стороны он напоминал пришедшее в запустение ПТУ. Серое и тусклое. На первом этаже находился какой-то мебельный магазин. На втором в окнах горел свет. На третьем – свет не горел, и окна были будто… потусторонние.
На входе — будка охранника.
Решил уже, что буду сейчас все долго объяснять, но объяснений не потребовалось. Охранника на месте не оказалось. Стоял телевизор, чайник, стол и стул. А в дальнем углу – раскладушка. Я внимательно еще на нее посмотрел – а вдруг охранник там, устал, прилег отдохнуть… Но и там его не было.
Раньше здесь находился комбинат «Скульптура». Собственно, он и сейчас тут находится, только в более сжатом, что ли, состоянии. Например, я увидел одного скульптора. Я опознал его по свитеру, усам и общей болезненной худобе.
Рядом с древней табличкой с названием комбината висели примеры работ — комбинат оказывал, очевидно, и коммерческие услуги. Небольшие таблички с надписью вице-президент висели стройными рядком. Почему именно эта должность выбрана для представления умений комбината — оставалось туманным. Может, дело в скромности президента комбината?
В фойе стояла скульптура Кирова. Кирова держал руки на поясе так, будто собирается пуститься в пляс. Лицо у него было доброе. И еще оно было, как пишут иногда в книгах, одутловатое. Одутловатое лицо не обязательно доброе. Но здесь оно было именно таким.
А за окном сквозь мутное стекло я увидел занесенную снегом русалку. Русалка подняла вверх левую руку, в ней было что-то вроде факела. Лица русалки не разглядеть, но мне показалось, что оно как раз-таки не доброе и не одутловатое. Грозное, наверное, даже злое, что ли, лицо.
Вокруг нее был разбросан всякий мусор. Причем, это не маленький мусор, ну бумажки там или сигаретные пачки. А большой или, как пишут в газетах, крупногабаритный мусор. Какие-то арматурины, железные балки и даже целые железные рамы, конечно, старые и ржавые. Ими усеян весь двор. Наверное, поэтому у русалки злое лицо. Судьба ее не сложилась. Думаю, русалка надеялась украшать какой-то фонтан в Петербурге или, может быть, Брянске. Но ей пришлось поумерить свои амбиции и остаться здесь, во дворе создавшего ее комбината.
Возможно, она была бракованная, эта русалка. А может быть, дело как раз в лице…
Я поднялся на третий этаж и стал искать нужную дверь. Бизнес центр оказался класса «Г», и этого не стеснялся. В туалете не оказалось горячей воды, а сушилка, на которой красовалась надпись AUTO, не работала. Все выглядело так, будто перестройка только началась. Началась и все никак не заканчивалась. Здание застряло в перестройке навсегда. Собственно, двор был яркой тому иллюстрацией.
Наконец я нашел нужной мне кабинет.
— Принес, — говорю, — вам документы.
Женщины были недовольны, потому что обед. Одна из них замерла с вилкой у рта. Они стали переглядываться. Возможно, хотели спровадить меня. Но у меня такая обеззаруживающая улыбка…
В общем, я остался.
И документы отдал.
— Спасибо, — сказали мне в конце.
А я всех поздравил с наступающим.
Внизу я снова заглянул в будку охранника. Честно говоря, я начал уже за него волноваться. Охранника по-прежнему не было.
Я пожал плечами и пошел дальше.
На выходе увидел человека в спецовке. Он задумчиво курил, смотря на то, как ловко работают дорожные инспекторы.
— Хорошо, — сказал он, выпуская из ноздрей дым, — красотааааааа…
И я с ним согласился.