Вечером. После конца времен

1.

Трое зубоскалов появились на участке однажды под вечер. Они редко охотились в таком составе, чаще нападали поодиночке, изредка парами. Троих особей вместе я видел  несколько раз в жизни.

Ничего хорошего это не сулило.

Но мы с Элькой были готовы.

Один, самый крупный из них, наступил на растяжку, и ему оторвало ногу. Я добил его выстрелом из ружья. Двое остальных бросились врассыпную. Одного я снял на самой границе участка. Это был хороший выстрел.

Второй, самый суетливый, бросился сначала в одну сторону, потом в другую. Как будто он специально петляет, стараясь уйти из-под линии обстрела, но, думаю, что это мне просто показалось. Я сделал несколько выстрелов из пневматики, направляя его к ловушке. Он так обезумел от страха, что не заметил ямы с кольями. Хрякс! И еще одним зубоскалом меньше.

Мы подождали полчаса и пошли собирать трофеи.

— Неплохо, — сказала Элька, улыбаясь. В сумке одного из зубоскалов нашлись солнцезащитные очки и скидочные карты. — Судя по всему, раньше это был обычный московский хипстер.

Я улыбнулся. В Эльке мне всегда нравилось, что в самой тяжелой ситуации она не теряла чувства юмора. А сейчас ситуация тяжелая. Откровенно говоря, сложно представить ситуацию тяжелее, чем всемирная эпидемия непонятного вируса, который превращает людей в агрессивных хищников, не знающих пощады.

Зубоскал, угодивший в ловушку, еще был жив. Из пяти кольев, которые я заботливо обтесал и закрепил на дне полутораметровой ямы, ему повезло миновать три. Зато один из них пробил ему брюхо, и гость очевидно умирал, издавая хрипящие звуки. Мы внимательно смотрели на него, а он на нас. Глаза — совершенно черные, как у всех зубоскалов, казалось выражали печаль, но мы знали, что это неправда. Сколько он покусал людей, вырывая из них целые куски мяса? Три? Пять? Пятнадцать? Если бы не эта тварь многие еще были бы живы.

— Пристрелить его? — спросила Элька.

— Да ну. Не будем тратить патроны.

Мы провели недурно время кидая в эту падаль камешки. Сначала я испытывал что-то вроде торжества, но потом это чувство сменилось на злобу, и я стал кидать камни ожесточеннее. Элька, как мне показалось, тоже. Он шипел и пытался закрыть морду рукой, но получалось у него не очень. Наконец он кончился.

— Мертв? — спросила Элька.

— Похоже на то.

Я взял багор, лежавший за сараем и ткнул в тушу несколько раз. Ни звука. Ублюдок готов.

— Давай посмотрим, что у него с собой.

Обыскивать этих тварей нет особой необходимости. Но иногда их карманы оказываются набиты чем-то полезным. Если кто-то любил конфеты, то он будет таскать в карманах ириски. Ну и так далее. Иногда удается найти что-то полезное: провиант или патроны, а иногда всякую забавную мелочь. Так, у одного ублюдка мы нашли карту памяти с неплохой порнографией. Я не видел порно уже больше двух лет, с самого начала пандемии. Там как-то стала не до порно… Поэтому находка была очень кстати. Элька тоже обрадовалась. Честно говоря, после этого у нас было несколько очень хороших вечеров.

Я надел комбинезон, перчатки и спустился в яму. Тело следовало убрать с кольев и сжечь. Потом вернуть ловушку в агрегатное состояние. Плевое дело. Это был уже шестой или седьмой раз, когда я проворачивал подобное. Визитеры приходили к нам на участок время от времени. Может быть, раз в три-четыре дня. Атаки одиноких охотников, мы в шутку называли их солистами, отбивали без проблем. Мы еще в самом начале пандемии нахватали в строительном датчиков движения, и это оказалось супер правильной затеей. Теперь пробраться к нам незаметно было просто невозможно. Но когда они объединялись в небольшие группки, это могло стать проблемой.

В этот раз справиться с телом сразу не получилось. Один из кольев сломался и застрял в его ребрах.

— Элька! Нужна помощь! — крикнул я.

Она тут же прыгнула в яму.

— На твоем месте я бы надел комбинезон.

— Давай без этого, — сказала она.

Мы стали тащить тело наверх, оно с трудом, но поддалось. Потом что-то щелкнуло, где-то внутри твари, он открыл глаза, зубы клацнули, я потянулся к оружию, но не успел. Тварь укусила Эльку.

 

2.

Мы хорошо промыли рану и обработали ее. Элька плакала.

— Успокойся, — сказал я. — Это еще ничего не значит. Ничего.

— Это конец, — повторяла она, — конец… Это как рак и спид сразу, ты понимаешь?

— Мы еще всего не знаем… Не знаем всех механизмов…  Укус прошел по касательной… Может, не все токсины попали.

— Мне конец, конец, — повторяла она.

Я вколол ей успокоительное, и она уснула.

Что я знаю об укусах этих тварей?

Перед тем, как рухнуло централизованное правительство и каждый стал отвечать сам за себя, писали о том, что вирусы, которые впрыскивают в кровь жертв зубоскалы, размножаются в организме быстро и захватывают его за время от 48 до 72 часов, в зависимости от иммунитета. Но бывают случаи, когда иммунная система человека справляется с укусом. Это наблюдалось, кажется, у двух-трех процентов белого населения и у семи-восьми чернокожего. По половому признаку исследований, кажется, не проводили. Как и по возрасту. Просто известно, что иногда укус не приводил к заражению. В некоторых случаях люди просто умирали — и все, причем иногда даже от царапины, полученной от зубоскала. Но иногда они продолжали существовать вполне обычно. Поднималась температура — и все. Может, Эльке повезло с иммунной системой? Шанс небольшой, но он есть. Рано отчаиваться. Рано.

Я связался по радио с одним из соседей. Сначала думал рассказать ему все, как есть, но решил повременить. Мне не нужны лишние вопросы и все эти косые взгляды. Просто рассказал о нападении зубоскалов. В последнее время они участились. Не знаешь почему?

Ответ пришел не сразу. Когда кто-то из соседей долго отвечал, у меня всегда замирало сердце. Сердюков и Биллялов уже перестали отвечать. А ведь у Биллялова была большая семья, дети. И высокий забор. Не помогло. К нему ходил Кирьяков, и рассказал, что там все разворочено. Биллялова он тоже нашел. Вернее, Биллялов нашел его. Кирьяков выпустил в него три пули.

«Были людьми, и останемся людьми», — говорим в таком случае мы, оставшиеся.

«Несмотря ни на что», — говорим мы.

Кирьяков ответил через полчаса. Рассказал, что гулял в окрестностях. Думал, дойти до города, а это опасно. В городе и его окрестностях много зубоскалов. Но передумал — погода испортилась.

У него хороший дом, с надежной системой охраны. Кирьяков раньше был силовиком. Дома у него были мотки проволоки. Пистолеты, ножи, даже какой-то полуавтоматический пулемет. Боже, это настоящее произведение искусства. Когда началась заварушка, конечно же все это дерьмо очень даже ему пригодилось. Поэтому Кирьяков самый счастливый из нас. Мне иногда даже кажется, что его образ жизни особенно не изменился.

«Их действительно как будто стало больше, — сказал он, — наблюдаю за ними в бинокль. Они как будто встают лагерем за городом. Там будто бы там накопитель. Потом они расползаются по разным местам. Непонятно, как это происходит. Но меня пугает, что постоянно прибывают новые зубоскалы. Но ведь когда-то… понимаешь… когда-то у них кончится кормовая база. Что они будут делать тогда? Я наблюдаю за ними. Они ведут себя ну как гориллы в стае. Смотрел раньше National Geografic? А я смотрел. Так вот, они ведут себя похожим образом. Только они не дерутся. Не конфликтуют между собой. У них нет драк. То есть они не несут потери. Почему? Хрен знает. И они не болеют и не умирают от вируса. Понимаешь? Ведь если раньше был грипп или еще что, то люди могли от него и умереть. Но они от вируса не умирают. Просто шляются туда-сюда. Но что они будут делать… Когда им некого будет заражать? Жрут они все подряд, как свиньи, я сам видел. А людей ну так… покусают немного — и все. Они хотят передать вирус, но рано или поздно они упрутся в стену. Что будет тогда?»

У меня не было ответов на эти вопросы. Я сказал ему, что сижу у себя, как в конуре, почти никуда не выхожу. В принципе, мы с Элькой чувствуем себя неплохо. Но наблюдать за зубоскалами мне совсем не хочется. Не хочется видеть их лишний раз. Зачем? Каждое свидание с ними — это стресс. У нас и оружия не так много осталось. Хрен знает, что делать и куда это заведет. Иногда хочется отчаяться. Но я почему-то не отчаиваюсь. Наверное, потому что я не один. У меня есть жена. Но если с ней что-то случится… Что делать тогда? Я просто не смогу жить дальше. Сойду с ума, или еще что…

Кирьяков долго не отвечал. Потом сказал: «Были людьми, и останемся людьми».

Я выждал паузу и ответил.

«Несмотря ни на что».

 

3.

Каждый день я обрабатываю Эльке рану, замеряю у нее давление, пульс и сахар в крови. Последнее — даже не знаю зачем. Набор диабетика у нас как-то забыла бабушка, но ее не стало еще в первую волну.

Все показания Эльки в норме.

Вчера она была в депрессии. Плакала весь день. Ничего не ела, хотя я приготовил бульон.

Сегодня вроде ничего. Молчит. Смотрит в окно.

— Все будет хорошо, — говорю я ей время от времени, хотя звучит это фальшиво. Я не знаю, как будет.

— Шанс есть, — говорю я, — шанс есть.

Она убирает волосы со лба

— А не осталось ли у нас водки?

Водка немного помогает. После нее не так страшно жить.

— Я облажалась, — говорит Элька. — Я была уверена, что он мертв.

Я не согласен с ней. Я говорю, что сам виноват. Нужно было не пускать ее в яму без костюма. Нужно было больше позаботиться о безопасности.

— Я не смогу жить без тебя, — говорю я. — Но у меня чувство, что мы будем жить.

Мы обнимаемся и плачем. Нам страшно. Но водка слегка размывает этот страх.

Может, все еще обойдется.

На следующее утро Эльке плохо. Думаю, потому что она перебрала. Я и сам чувствую себя не очень. Отвык пить. Да и состояние организма… Но лучше Эльке не становится. Температура повысилась, озноб.

— Как думаешь, это то самое? — спрашивает она.

— Нет, не думаю. Вряд ли.

— А какие там бывают симптомы?

— Вроде бы рвота.

— Ага.

После обеда сигнал опять срабатывает. Я хочу идти на вышку один, но Элька отказывается оставаться в доме. Берет пистолет.

— Выкошу этих гадов, — говорит.

— Ладно.

Мы сидим в засаде. С вышки хорошо видно не только участок, но и часть улицы. На середине дороги валяется труп. Раньше его не было. Интересно, кто это и откуда взялся? Я ничего не слышал.

Зубоскал уже десять минут ходит по участку, ходит осторожно, смотрит по сторонам. Будто ищет что-то. Он один. Озирается.

Я беру у Эльки бинокль. Хочу его рассмотреть получше. Тут мне становится плохо. Это же Сердюков! Несмотря на гримасу на лице я узнаю его. И эта одежда. Помню, у него была зеленая натовка. Он и сейчас в ней. Не хватает только одного рукава.

— Что ты? — спрашивает Элька. Наверное, я издал какой-то звук.

— Так.

— Говори.

Я бы не хотел говорить, но на ум ничего не приходит.

— Я знал этого парня.

— Знал зубоскала?

— До того. Это наш сосед. Я у него машину чинил. Сердюков. Имя забыл. Артем или Антон. Как-то так.

Элька молчит и смотрит на свою руку. Смотрит на свою рану. На рану, которую я как следует забинтовал.

— Значит, его укусили.

— Пару недель назад.

— И меня это ждет, как ты думаешь?

Я молчу. Я не знаю, что сказать.

— Дай-ка, — говорит она, показывая на ружье.

— Я сам, — говорю я.

— Дай!

Я протягиваю ей ружье. Она уверенным движением вскидывает его и смотрит в прицел.

— На шум могут прибежать…

Раздается выстрел. Дыма многовато, думаю я. Когда он рассеивается, я вижу, что зубоскал лежит на участке.

— Вот так, — говорит Элька, — вот так ты поступишь, когда это случится со мной. Ты понял?

— Этого не случится.

— Ты убьешь меня в тот же момент, как я перестану тебя узнавать.

Мне становится не по себе.

— Элька, я не хочу…

— Ты убьешь меня в тот же момент…

Вечером ее тошнит. Ей плохо. Температура становится еще выше. Теперь даже я понимаю — заражение не остановить.

 

Спустя пару дней я убираю оружие, в том числе холодное, подальше от нее. Она становится очень агрессивна. Вспышки злобы чередуются с часами апатии. Я ношу ей еду. Она молчит. Чаще всего мы просто лежим рядом на кровати и обнимаемся. От ее тела исходит жар. Время от времени начинаются конвульсии. Тогда я вкалываю ей успокоительное. Становится лучше.

— Слушай, — спрашиваю я соседа, — а есть какой-то способ остановит заражение?

Он молчит минуту или две.

— Тебя укусили?

— Нет. Не меня. Жену.

Он молчит какое-то время. В эфире слышен треск.

— Это очень плохо, сосед. Очень-очень плохо.

— Знаю.

— Я думаю, что ничего нет. Если бы было, то правительство бы применило до конца времен. Но они не успели. Лекарства не помогают, насколько я знаю. И переливание крови не помогает. Ничего из того, что нам доступно, не помогает. Не забывай, они даже не смогли спасти президента. Его укусил кто-то из генералов. Уж президента бы они спасли, если бы у них было лекарство. Но лекарства не было. А если его не было, то значит его и нет.

— Ясно, — говорю я, — это очень плохо.

— Мне жаль, камрад. Правда, очень жаль… Когда это случилось?

—  Пару дней назад.

— Значит, у тебя сутки. Может, чуть больше. Может, меньше. Будь осторожен.

— Я знаю. Я осторожен.

— Очень осторожен. Здесь главное не упустить момент… А хочешь совет?

— Нет.

— Но я все же скажу. Убей ее раньше. Убей до того, как начнется метаморфоза.

Я молчу.

— Не могу. Не сейчас.

— Не упусти этот момент. Иначе все закончится плачевно. Она уже не совсем человек. Она уже не человек. Скоро она будет зубоскалом.

— Знаю, — говорю я, — но еще время есть.

— Ты должен понимать, — говорит сосед, — если ты станешь зубоскалом, я убью тебя. Без всяких экивоков.

— Это хорошо. Это правильно.

— Были людьми и останемся людьми.

— Несмотря ни на что.

— Несмотря ни на что.

 

5.

Утром Эльке стало совсем плохо. Она меня не узнает. Кажется, это все. Даже не знаю, что делать.

Принес ей еду. Она сидит — смотрит в одну точку. На вопросы не отвечает. Я достал ее фотографию из кармана. Элька. Какая она была красивой. А сейчас…

Пытаюсь вспомнить, что она мне сказала последним делом. Пытаюсь и не могу. Говорила ли она, что любит меня? Надеюсь.

Думаю, у нас еще есть полчаса. Может, больше. Я вооружен. Все будет в порядке. Пойду посмотрю на нее еще раз. Не буду брать с собой оружие. Возьму на всякий случай нож. Я справлюсь с ней, думаю… Это даже звучит ужасно. Нет, не буду брать нож. 72 часа еще не прошло. Шанс есть. Я схожу с ней и попрощаюсь. Попрощаюсь со своей женой. Она имеет право на это.

Я люблю тебя, Элька.

Я так хочу быть с тобой.

Автор

Антон Ратников

Журналист, писатель и немного человек.