Рубрика: Литпроекты

Вот как-то гуляешь с собакой.
Под ногами хрустит свежий снег.
Ты идешь, идешь.
И понимаешь, что в таком ритме можешь идти еще долго.
Перейти проспект, прошагать мост.
Выйти к кольцевой, каким-то образом ее преодолеть.
Пересечь лесополосу. Несколько деревень.
Потом линии ЛЭП, еще деревни, заснеженные болота.
Выйти к Ладоге, в каком-то совершенно диком месте.
Пойти по ладожском льду, неспешно, но уверенно.
Пересечь Ладогу, продвигаться к Онеге.
Встретить диких животных, но не испугаться.
Пройти заброшенное село и остатки колхоза.
Миновать Свирь. Подойти к Онеге.
Как-то перебраться через Онегу и идти дальше.
На Север или Северо-Восток.
Там дальше будет Печора. Холмогоры, Архангельск.
Где-то там Белое море. Выйти к Белому морю.
Остановиться. Посмотреть на китов вдалеке.
На подводные лодки у пирса и опять на китов.
Сделать шаг и пойти по воде, с детским восторгом.
И идти, идти.
Миновать северный морской путь и салютовать проплывающим
Атомным ледоколам Росатома или каким-то другим ледоколам.
Пройти Шпицберген и даже сам Северный полюс.
И идти дальше, как будто бы уже вниз головой.
Что там происходит дальше непонятно, но что-то грандиозное.
Лабрадор, Гудзон, Великие Озера.
Миссисипи, Алабама, Техас, Мексика.
И дальше, дальше на юг, не останавливаясь.
Короче, совершить такое вот путешествие, чтобы в конце
Дойти уже не как человек, а как некий сгусток энергии,
Слившийся с ветром, ставший сам этим ветром.
И у дома, здесь, задержаться на пару минут.
Чтобы снова двинуться дальше…

Наблюдаю в телефоне с помощью сервиса флайрадар,
Как самолет, в котором сидит моя дочь, летит над Вытегрой.
Звучит красиво. Вспоминается Прокудин-Горский и его чудесные снимки.
Все эти каналы, мужики, бабы и лошади.
Девочка в сиреневом платье с румянцем на щеках.
В руках у нее тарель с ягодами.
Деревянная церковь, нависшая над водой, как береза.
Город, застрявший в прошлом.
Как часть чего-то такого, чего у меня никогда не было.
Но все же было.
Как разрушенный дом в центре города, в котором жил отец
Еще мальчиком…
А самолет уже миновал Подпорожье.
Опаздывает конечно, но сервис говорит, что в небе пробки…
Сильно скучал по дочери.
Месяц в Сургуте — не шутка, если ты не нефтяник.
Давай уже самолет ускоряйся.
Хватит плестись в хвосте революции.
Лодейное поле, Шлиссельбург, Павловск.
Пилоты иногда бывают непунктуальными, как женщины на первом свидании.
Прилетит дочь, пойдем с ней гулять по городу.
Покажу ей тот дом на Гагаринской улице.
Ей будет скорее всего все равно.
Но должен же я как-то развлекаться, стоя в аэропорту,
Наблюдая за тем как самолет пролетает Вытегру.

Я убил таракана.
Не из-за того, что он съел мою крупу
Или выпил кофе.
А просто так. Увидел его и убил.
Просто мне стало неприятно.
Я почувствовал злость.
И даже испуг.
И убил.
Наверное, было бы хуже,
Если бы я убил его просто так,
Ничего не почувствовав.
Но теперь я испытываю угрызения совести.
Лежит таракан, в предсмертной агонии, сучит ножками.
А я стою над ним – убийца – и что с того?
Разве моя жизнь теперь стала лучше?
Разве тараканы исчезнут из моей квартиры?
Разве станет меньше в мире несправедливости?
Убийство таракана ничего не изменит.
Просто нужно было не поддаваться эмоциям.
Отпустить его к тараканьим детям.
К тараканьему телевизору.
В тараканью жизнь.
Его все равно доконают налоги и ипотека.
Или цирроз печени.
Очень жаль, таракан, что все так получилось.
Не стоило мне тебя убивать.
Я стою над твоей могилой и плачу.
Просто я понимаю,
Что найдется кто-то,
Кто так же убьет и меня.

Сидит, скучает охранник
В форме своей, пятнистой
Как леопард или, скажем,
Как постаревшая пума.
Сидит, курит тихонько,
Лицо подставляя солнцу.
На футболке его, лохматой,
Видна постаревшая дырка.
Он любит свою работу
В такие часы забвенья.
Он чувствует себя домом,
Который он охраняет.
Он с ним сросся костями.
Он с ним сросся душою.
Ему даже кажется, вроде,
Что по подвальным трубам
Течет его протоплазма
А комок кабелей настенных
Это пучок его нервов.
А сам он, обычный охранник,
Будто бы сделан из блоков
На заводе сделан, бетонном.

Но докурив сигарету,
Он ковыляет в будку
И снова собой недоволен.
И дом его этот бесит.
И люди его бесят тоже.
Поэтому бабке с тележкой
Он теперь дверь не откроет.
Пусть сама ключ находит
В своей бесконечной сумке.
А он просто посмотрит
Снова во все мониторы.
И будет спать потому что
Все имеет пределы.
Все имеет пределы…

А ночью ему будут сниться
Крым, лето, автобус.
Детство, мамина каша,
Дача, друзья, помидоры.
И он снова будет счастливый.
А ты, вероятно, услышишь
Ночью как дом вздыхает,
Мурчит и как будто трясется.
Теперь ты знаешь, в чем дело.

Раньше похмелье можно было победить квасом,
Если его выпить много и одним таким залпом.
Теперь похмелье пустило внутри организма корни.
Оно живет в тебе, разбухает, а ты хоть сдохни.
Раньше похмелье было удивительными приключением.
Похмелье нередко проходило в приподнятом настроении.
Ты чувствовал в себе желание петь, писать стихи, креативить.
Теперь я смотрю на отражение в зеркале, и не хочу себя видеть.
Однажды я победил похмелье, просто выкурив сигарету.
Теперь я с ужасом жду, когда придет ко мне все вот это.
Когда мне говорили, что похмелье может длиться сутками,
Я просил людей не делиться такими нелепыми утками.
Мне тридцать семь, и если я выпил как следует накануне,
То следующие три дня я буду ходить помятым, как поздний Бунин.
Похмелье выражается не только в физическом состоянии.
Формула такая: хандру умножить на манию.
В скобках сложить годы и недолеченные заболевания,
Выпитый алкоголь и пройденное вчера расстояние.
И да, не стоит забывать про разного типа фобии.
Похмелье растет в нас, а мы просто – копия с копии.

В первый раз в Сочи был в 2000-м году.
Ездили с мамой и братом на поезде.
Снимали какой-то сарай в получасе ходьбы до моря.
Хорошо устроились, говорила мама.
На пляже продавали шашлык и сладкую вату.
Я, 15-летний, курил за углом, боясь, что спалят.
Покупал в газетном ларьке «Спорт-экспресс» каждый день.
«Зенит» играл хорошо. Шел третьим.
Море билось о волнорезы. Мы ходили туда-сюда к морю,
Словно отбывали повинность.
Съездили несколько раз в горы. Было очень красиво. Попробовал там вино.
Эта поездка осталась на серии фотографий в моем альбоме.
Сейчас, когда беру его в руки, мурашки бегут по коже.
Сочи изменился, конечно. Построили мосты и дороги, гостиницы.
Даже целый город в горах — для богачей.
Ходить там приятно, пусть и дорого.
Прекрасная Россия будущего, наверное, и должна быть такой.
С налетом московской турецкости.
Спасибо маме, которая отвезла меня сюда в 2000-м.
И дала увидеть, как все это было раньше.
Можно сказать — я свидетель эпохи.
Вернее, ее перемены.

В общем обычный провинциальный город.
С остатками военной истории и химического производства.
Гостиный двор переделали под казармы
Ещё в 18 веке.
Следуя за традициями предков
Церковь, построенную по проекту Ринальди, переделали в клуб.
Сруб прогнивший стоит за железной дорогой.
За ним пара домов побогаче.
Пятиэтажки вдали размыты дождем.
Среди этого великолепия виляет Луга.
Как пьяная дама, потерявшая друга.
По насыпи медленно тащиться поезд.
Как рыцарь погибшей армии.
Смотрю за ним и думаю, что Кингисепп
Прекрасный город, но ему не повезло
С названием. Историей. Ну и немного — страной.