Рубрика: Литпроекты

Лежал в теплой постельке.

Лежал в теплой постельке и думал о том, как мой друган Костик проходит КПП на российско-казахской границе.

Стоит в очереди к КПП на российско-казахской границе.

Скучает в очереди к КПП на российско-казахской границе.

Страдает в этой долбанной очереди.

Как у него отбирают смартфон. Просто потому что у Костика интеллигентный вид и он вообще ни фига не боец.

Как он умоляет кого-то впустить к себе в машину. Потому что границу нельзя пересечь пешком. Даже если ты интеллигент на вид.

Как ему отказывают.

Как его бьют в лицо.

Как он падает на асфальт и пытается встать, будто черепашка (мешает рюкзак).

Спускается ночь, и Костик сидит на поваленном дереве (откуда в степи поваленное дерево?) и задумчиво курит. Костик смотрит на звезды. Пиздец, думает Костик.

Кто-то дает ему спальный мешок (кто, интересно?), и Костик спит в спальном мешке. Вернее – лежит в спальном мешке. Заснуть не получается. Костику холодно и хочется какать. Костик терпит.

Удается поспать какими-то отрывками по пять-десять минут. Это похоже на странный фитнес: сделайте еще четыре подхода…

Светает. Костик встает и бредет к КПП, разбитый, почти потерявший человеческий вид. Ему хочется есть. В рюкзаке был сникерс, но из-за падений и прочей ерунды, сникерс раздавился и превратился в шоколадно-карамельную лепешку. Костик слизывает ее.

Спустя еще двенадцать часов Костик проходит КПП. И радуется.

Я просыпаюсь, невыспавшийся, волосатый, и иду готовить яичницу.

Надо бы написать рассказ о том, как живут люди в этой долбанной очереди на российско-казахской границе, думаю я.

Потом я читаю телеграм, и вижу там много, много, много рассказов, о том, как люди существуют в этой долбанной очереди на российско-казахской границе.

Рассказов много. Каждый из них – вершина современной русской литературы. Вершина современной мировой литературы (если вынести за скобки Дениса Джонсона).

Я понимаю, что вряд ли смогу написать что-то более сильное, чем то, что я уже прочитал. Мне снова становится грустно. Я никто, думаю я. Я просто ничтожество. Не живу жизнь, а страдаю фигней. Сплю в постельке, готовлю яичницу, читаю телеграм.

Разве это жизнь? Глупая пародия. А вон люди как: эмигрируют, стоят в очередях, страдают за свои убеждения, изучают курс тенге.

А что делаю я? Еду в метро.

В метро пустынно. Мужчин значительно меньше, чем женщин (или просто так сложилось?). Почти все опустили головы и смотрят в смартфоны. Поезд прибывает на станцию. Жизнь идет своим чередом.

В офисе меня встречает Катя. Она журналист.

— Все уехали, — говорит она. – Ну то есть почти все. Но ты остался. Мужик!

— Что? – спрашиваю я.

— Остаться – это очень круто. Убежать – тоже круто. Но остаться – круто вдвойне. Если у тебя, конечно, был выбор. У тебя был выбор?

— Да, — говорю, — был.

А сам не знаю. Я не то чтобы остался. Я как будто и не был в полной мере. Дай мне в руки автомат – он пройдет сквозь меня, как сквозь туман. Такой уж я человек. Поэтому я здесь.

В этом нет ничего героического. И трагического ничего нет. В этом даже нет драмы. Это вообще не материал для рассказа. Это вообще не материал.

Но что это? Что?

Проснулся и просто лежал. Лежал и шевелил пальцами. Это было лучшее, что я мог сделать в этот момент.

Потом повернулся на другой бок. Лежал на боку, закрыв глаза, и думал о бытовых проблемах. Потом о мировых проблемах. Потом они удивительным образом стали перекрещиваться между собой. И вот мне уже казалось, что Макрон сидит у меня в туалете, а Байден – это старичок-охранник в соседнем доме.

Стремясь стряхнуть с души этот бред, я лег на спину и открыл глаза. Мир не стал лучше.

Короче, настроение дерьмо.

Шевелится полиэтилен, которым я отделил комнату от хаоса ремонта. Пахнет сыростью. Солнца нет.

Одному все же скучно. Скорей бы Ксюша вернулась из отпуска. А то болтаешься бессмысленно, как муха в пивном стакане, шевелишь лапками – и все это нахрен никому не нужно.

После этих мыслей я почистил зубы и выпил кофе и даже сделал что-то похожее на завтрак.

Поехал на работу. Василевский остров. Корабли замерли на Неве в ожидании парада. Прячется за лесами здание биржи.

Работа. Продавец капучино спит на диванчике. В офисе душновато. Люди молча смотрят в компьютере и улыбаются тогда, когда ты обращаешься к ним или делаешь вид, что обращаешься.

Мне нравится здесь. Мне нравится здесь после года работы из дома.

Это удивительно, но я всегда стремился работать в офисе. И вот я снова в офисе.

На обед съел невкусную и дорогую еду в столовке. Они объединили все непопулярные юниты в один набор под названием «Бизнес-ланч», и кормят этим людей под видом того, что это выгодно. Но, по-моему, этот плов способен заставить страдать любого человека.

После работы поехал забирать собаку у матери. Рановато, ремонт еще не закончен. Но все же надо забрать. Нет какой-то конкретной большой причины. Скорее, много маленьких причин. Надо забрать.

Забрал. Собака даже захрюкала от удовольствия.

Хорошая девочка.

Зашли с ней вместе в пивной магазин.

Дома они испугалась полиэтилена, керамогранита и клея «Плитонит». Ее можно понять. Я тоже всего этого боюсь.

Ехал до аэропорта в маршрутке. Заходили и выходили люди. Большинство предпочитало открытую обувь. Но попадались и мужчины в кроссовках. Заборы, заборы, частные дома. Железная дорога, цистерны, полные нефтью, цистерны, полные бензином, пустые цистерны. Металлобаза. Склад. Заброшенный склад. Строение барачного типа. Строение барачного типа с продавленной крышей. Строение барачного типа с выбитыми окнами. Строение барачного типа с продавленной крышей и выбитыми окнами. Что-то вроде поселка. Дома, дома, частные дома. Избушки, но не избушки, а дома. Остановка. Женщина на остановке. Светофор. Пустой тротуар. Снова дома. Девочка в маршрутке тараторит без остановки. Мама лениво ей отвечает. Девочка говорит: вот, мама, тучи. А мама говорит: нет, это не тучи, а облака. А девочка возмущается: нет же, это тучи. А мама как будто даже заводится: да какие это тучи, если это облака? Видишь, они белые. Да какие же они белые, когда они черные! Они спорят какое то время. Потом выясняется, что девочка смотрит на небо сквозь толщину  защитной пленки.

Ещё одна металлобаза. Склад. Военная часть. Ее можно опознать по свеженьким строениям барачного типа и едва уловимому бедному порядку. И ещё деревьям, на которых кто-то нанес красные полосы. Наверное, тоже для порядка.

Где тут Белый Аист?

Вон Белый Аист!

Мне выходить?

Нет.

Железная дорога то приближается, то отдаляется. Поля, поля. Жизнь. Жизнь и немного нефти.

В маршрутке остаюсь я и ещё один мужик с сумкой. Плюс бабушка с пакетом «Фикс Прайс». Куда она едет — непонятно. Вряд ли в аэропорт.

Мужик выходит перед аэропортом. Бабушка едет до аэропорта.

И я.

Проснулся в пять утра.
«Привет», — сказала Саша на своем языке. Звучало это так: «Ааааа, ааа, а!»
Кое-как смогли ее уложить.
В семь она уже ползала по мне и говорила «Вей-вей-вей», как Ходжа Насреддин или еще кто.
Пошли на кухню. Сидели. Ели банан. Я написал текстик о том, как Аршавин однажды смотрел порно в перерыве матча «Арсенала». Футболист Адейбайор утверждает – это быль.
Днем старался работать. И даже кое-что получилось.
Также совершил несколько бессмысленных походов в 1. Магазин 2. Другой магазин. 3. Третий магазин за смесью для Саши 4. На помойку, где существует раздельный сбор мусора.
Наслаждался тем, что иду. Иду, а не сижу.
Смотрел немного, вполглаза, матч «Шерифа» и какой-то команды с труднопроизносимым названием из Боснии и Герцеговины. Понял только, что у «Шерифа» отстойный вратарь.
Побывал в фитнес-клубе. Нужно было нагрузить ногу после вчерашней игры. Нагрузил. Нога поныла и прошла. Тяжелая штанга не шла в руку. В сауне мне попался ледяной гигант. На его теле не было ни волоса. Даже бровей. Он вышел, оставив мне бутылку: «Если нужно – плесни», — сказал он как бы покровительственно.
А что если он туда кончил? – подумал я.
Но это было бы странно. Я плеснул содержимое бутылки «Святой источник» на камни. Зашипело. Появился мерзковатый запах ментола. В колонках заиграла расслабляющая музыка. Для совпадения это было слишком уж нарочито.
А что, подумал я, если он добавил туда эссенцию галлюциногенных грибов и никакой музыки нет. Ее слышу только я.
К сожалению, в сауне в тот момент находился только я, так что проверить гипотезу не получилось.
Пока мылся в душе, придумал сюжет для рассказа.
Купил себе бейсболку с надписью Knowledge, а Патти – собачьего пива в честь ее дня рождения. Пиво ей очень понравилось. Я думал попробовать, но пахла эта жидкость ее кормом, поэтому я передумал.
Я ведь даже ксюшино молоко не пробовал.
И это, пожалуй, плюс.

В нашей девятиэтажке живет художник.

Тут же, в одной из пристроек, аккурат между аптекой и суши-баром, находится его мастерская.

Художник не очень молод, но и не очень стар. Трехдневная седая щетина, волосы средней длинны, очки Ray-Ban.

По утрам он выводит из дома женщин и галантно сопровождает до своей машины (бампер всмятку), чтобы довести их до метро.

Женщины немолоды, но выглядят элегантно, свежо и загадочно.

Художник возвращается обратно через десять минут, улыбаясь. Метро не очень далеко от нас.

Мне нравится его расслабленная походка. Так ходят джзамены в Новом Орлеане и безработные в Нью-Йорке.

Вернувшись от метро, он открывает витрины своей мастерской.

Выставленные там картины, конечно, дерьмо.

Встретил знакомого. Он был в приподнятом настроении. Стрельнул деньжат.

— На пиво, — пояснил он.

— На квас бы и не дал, — ответил я.

— А на сиги?

Я отсыпал ему еще немного монет.

— Чем занимаешься? – спрашиваю – Как живешь?

— Живу тем, что ничем не занимаюсь, — ответил знакомый. – Я человек принципов.

Пожалуй, нужно его описать. Тридцать два года. Небритость, переходящая в запущенность. Панама с надписью «House of pain». Спортивные штаны, худи с принтом каких-то гор. Сразу видно: натура утонченная.

— Как там наши? – спрашиваю. Все-таки в одном дворе росли. Однажды даже вместе убегали от милиции. В тот момент, когда знакомый решил стрельнуть у сержанта сигаретку.

— Хорошо, — говорит. – Пашку помнишь?

— Помню (не помню).

— Умер недавно от цирроза. Его сосед стал деньги на похороны собирать.

— Собрал?

— Собрал. И исчез. Теперь ищем. Я ведь ему тоже сотку подкинул.

И он вгляделся в лица прохожих, как будто хотел в потоке людей, бегущих к метро разглядеть того самого человека.

Стоим. Курим. Пауза затягивается.

— Ты наверное спешишь? – говорю.

— Не, что ты. У меня свободного времени вагон. Бизнес только в июле начнем.

— Что за бизнес?

Он скромно улыбается.

— Ну это… марихуану будем выращивать.

Я даже пошатнулся.

— Что? Марихуану?

— Ну. Хотим собрать урожай бошек. Думаю, килограмма три получится. Тебе не нужно случайно?

Я резко замотал головой, мол, не нужно. Хотя на самом деле было нужно.

— А где выращиваешь?

— Дома. Где же еще. Мы специальный бокс привезли. Только, сука, он полкомнаты занимает.

Я представил себе этот бокс – открываешь его – а там джунгли.

— Скоро ботаником стану. Удобрения буду покупать.

— Главное, чтобы на пользу шло, — говорю.

— Ага. А у тебя еще сотки не будет? На трамвай…

Я потом часто читал на официальных новостных сайтах информации о том, что за выращивание марихуаны в домашних условиях задержан гражданин. Сердце учащенно билось. Но потом оказывалось, это не он. Это другой гражданин. Ну и хорошо.