Метка: дети

6 февраля 2013. Пунктир

Вовремя лечь спать – большое искусство

У меня дети самых причудливых форм и расцветок.

Шел с хоккея дворами. Мужички с пивом и собаками. Непонятно, что они выгуливают: пиво или собак?

Онанисты тоже говорят, что «все приходится делать самому»

Вечером шел мокрый снег. К ночи он стал сухим.

Посмотреть товарищеский матч сборных России и Исландии? Спасибо, мне хватило Ковтуна в 1997-м

Вопрос на миллион баксов: Если знакомый из «Вконтакте» публикует фотографию своей матери в молодости, этично ли ставить «Мне нравится»?

2 октября 2012. Пунктир

Банк «Северный кредит». Самый суровый кредит.

Как ни странно, большинство людей не умеют любить. Зато с ненавистью у многих получается неплохо.

Делали с Витей русский. Ребенку нужно было придумать предложение с переносным значением слова «Перламутр». Он придумывал его полтора часа. Иногда он начинал плакать. Я пытался ему помочь, но Витя отвергал мои варианты. Бедный, но стойкий ученик, он чем-то напоминал пятачка. В конце концов мы сошлись на моем варианте, который Витя слегка видоизменил.

Повздорили с Аленой из-за того делать детям прививку от гриппа или нет. Зато можно сказать, что мы достаточно ответственные родители.

Ника стала врать изощреннее. Пришел к ней в комнату. Она сидит трескает печенье.
– Кто дал?
– Мама.
– Точно?
– Ну, конечно, папочка.
Ушел. Через полчаса Алена приходит с претензиями. Как я мог дать ребенку целую пачку печенья.
– Кто тебе сказал, что это я?
– Как кто? Ника!
А Ника в этот момент задом, задом, тихонько так выходила из комнаты…

Готовимся ко сну. Ника:
– Я не буду целовать папу.
– Ну и ладно, – говорю.
Ушел к себе. Приходит Алена.
– Иди к ней. Она хочет извиниться.
Захожу в комнату. Ника:
– Я хочу тебя поцеловать на ночь.
Алена:
– А что нужно сказать?
– Э-э-э… спасибо?

28 августа 2012. Пунктир

Общественный транспорт в вечерний час-пик. Я уже и забыл, насколько это весело. Вспомнил. На Сортировочном мосту была огромная пробка, столкнулись две машины, а объезжавший их грузовик вдруг закипел и для проезда осталась маленькая щель, в которую не пролезали фуры и автобусы. Это был маленький ад, по-моему. К счастью, мне нужно было в другую сторону. Но из-за пробки автобусы все равно задерживались. Прождал 114-го полчаса. Приехал набитый битком. Только кондуктор каким-то чудом перемещался по салону. Я понаблюдал за ним. У него своя техника, это чем-то напоминает вкручивание штопора. Или передвижение дождевого червя. Сложная работенка, черт побери.

Утром дела шли получше. Сел в первую попавшуюся маршрутку и поехал. Приехал, как ни странно, по назначению. Обрадовался, пошел на работу. Пил много кофе. У кофе был вкус праздника, что странно для второго дня недели.

Ника перед сном попросила меня почитать. Выбрала «Человека рассеянного». Ей понравилось. Особенно хрестоматийные перчатки на ногах вместо валенок. Ну и, конечно, «остановить у трамвала вокзай». Еще у Ники появился новый танец, но она его, видимо, слизала у Вити.

Второй день пытаются дозвониться до одного игрока «Политеха», но мне это катастрофически не удается. То я ему звоню, он не берет, то он – мне, и я не беру, потому что не слышу или еще что. Такой вот я пресс-атташе.

30 мая 2012. Пунктир

На Журфаке очень невкусное кафе. Как они там живут? С утра зашел, взял салат (пресный, как льды в Антарктике), булочку с курагой. Тетя на раздаче говорит: «Давайте я вам подогрею». Я – ей: «Не надо». Она: «Давайте-давайте». Я сдался. Она засунула булочку в микроволновку. Через тридцать секунд достала. В кураге происходили ядерные реакции. Я обжег себе губы, язык, нёбо. Я словно углей поел.

Погодка сегодня унылая. Дождь, ветер. Кажется, сентябрь не за горами. А ведь лето еще даже не началось. Впрочем, есть мнение, что с такой погодой оно и не начнется. Я не могу спорить.

На работе ничего выдающегося не случилось. Не считая того, что из пресс-службы прислали анонс: завтра у метро «Волковская» будет ходить человек в костюме сигареты. Я так и не понял, это акция против или за курение. Надо будет разобраться.

Алена вместе с мамой уехала в Мариинский театр. Я остался с детьми. Укладывал Нику спать, и она предложила мне дружить. «Хорошо, – сказал я, – давай дружить». «Будем гулять вместе», – замечталась она. Вите явно не хватает школы. Сегодня погода была плохая, и мы не пошли гулять на велосипеде. Бедняга не знал, куда себя приткнуть. Он пересмотрел все серии мультфильма «Розовая пантера». А первого «Железного человека» он видел три раза. Я уже и забыл, что каникулы – это скучно.

13 февраля 2012. Пунктир

С утра Ника температурила, мы вызвали врача и в садик она не пошла. Следовательно, я получил бонусные сорок пять минут сна. Не могу сказать, что это были самые сладкие сорок пять минут в моей жизни, но тоже неплохо. За это время, кстати, мне приснился сон, что какой-то депутат требует с нашей редакции какой-то отчет за три года работы и я с пеной у рта начинаю создавать какую-то таблицу, понимаю, что мне придется попотеть, чтобы ее заполнить.

До работы доехал тоже без особых проблем, хотя на Сортировочном мосту в дань традиции пришлось немного постоять. Пробка там образуется даже если машин на мосту всего пять. В офисе рабочую неделю начал с того, что разобрал старый шкаф, где валялось неимоверное количество хлама. Была бы моя воля, я бы просто этот шкаф сжег напалмом вместе со всем содержимым.

Когда я забирал Витю, он был увлечен новой игрой, которую ему скинули на телефон одноклассники. Как я понял, это что-то вроде современного тамагочи. Когда я сказал ему: «Тамагочи», Витя посмотрел на меня как на человека с луны. Зато Витя знает о том, что такое «сифа» и «зяба». А Алена не знает.

Алену я освободил где-то в пять. Учил с Витей «А у нас в квартире газ». Выучил. Даже лучше, чем Витя. С Никой мы скакали на скакалке. Хотя с точки зрения стилистики это и не совсем правильное предложение. Одним глазком посмотрел «Рейнджерс». Потом нарезал валентинки. Это вообще было целое приключение. Получилось более или менее. Если сделать скидку на то, что я вообще в первый раз делал своими руками что-то из бумаги. Самолетики на уроке математики не в счет.

После создания валентинок танцевали с Никой под музыку, встроенную в миди-клавиатуру. Ника научила меня движению под названием «Курочка Ряба». В выходные пойду на дискотеку и всех там порву.

Люблю укладывать Нику спать, несмотря на то, что она требует не меня, а Алена. Хотя бы потому что она говорит: «Где мой мама?»

Напиток «Сам бука»

“Главное для детей – это любовь”

Интервью с тетечкой – заместителем директора психоневрологического дома ребенка.

Накануне Международного дня защиты детей мы поговорили с заместителем главного врача психоневрологического дом ребенка №3 по лечебной работе Валерией Александровой – человеком, который сделал защиту детей своей профессией.

Врач Валерия Александрова тоже считает, что любовь спасет мир

Читать далее “Главное для детей – это любовь”

Бедные дети

Гулял с утра на детской площадке. Не один, разумеется, с Никой. Сначала там было пусто, потом набежал народ. Мамы с детьми. И вот одна рассказывает другой, показывая на свою дочь: “Моя, – говорит, – натуральный фашист. Мы ее в семье теперь только так и называем. Ведет себя так, что бесит, прямо не могу”. И все это прямо при дочери. Девочка действительно вела себя не очень. Но мне кажется, что дело тут не столько в бедной девочке, сколько в ее мамаше.

В Сургуте

Взлетели по расписанию. Посмотрел в иллюминатор. Петербург, состоящий из мириад огоньков, лежал внизу. Громада домов, проспектов, заводов, автобусов, человеческих лиц стала невесомой и яркой, словно скопление светлячков. Эта картина, красивая и таинственная, завораживала. И я смотрел на лежащий далеко внизу город, пока он не скрылся где-то за облаками.

С собой у меня был какой-то сборник афоризмов. Решил попробовать почитать. Открыл на первой попавшейся странице. Заголовок: “Генрих Манн, писатель и общественный деятель”. И первая же крылатая фраза: “Литература – явление общественное”.
Книгу я оставил в самолете.

Подлетали к Сургуту. Самолет, снижаясь, менял эшелоны. В темноте то тут, то там задорно поблескивали огни нефтяных вышек. Люди жгли выделяющийся при добыче нефти газ.
– Жаль болот не видно, – сказала, не отрываясь от иллюминатора, Алена.
– Да, – говорю, – я же из Петербурга. Болота для меня – редкость…

Приехали домой к Ирине Ивановне. Легли спать, разумеется. Я проснулся пол-второго. Нехотя оделся, прошел на кухню. Там собрались женщины. Они о чем-то громко и оживленно беседовали. Подумалось, обсуждают Ливию или ситуацию на АЭС Фукусима. Вслушался. Речь шла о дёгте.

Я был в Сургуте три года назад. Этот небольшой город – меньше трех сотен тысяч жителей – удивительным образом растянулся в моем сознании. Пространства увеличились. Я считал, что от дома тещи до баскетбольного центра никак не меньше пол-квартала. Оказалось, он в соседнем здании. Школа, в которой Алена училась, представлялась мне чем-то далеким и не очевидным. Выяснилось, школа находится напротив. Наконец дом сестры Алены – Насти, как мне думалось, находится где-то вдалеке. На самом деле, до него идти пять минут.
Короче, Сургут маленький город. Здесь все рядом. Направляясь из кухни в туалет, рискуете попасть в магазин. Идете из школы домой – ррраз! и вы в кино. Случайно. Вроде бы шлепаете на работу, а оказываетесь у знакомого в гостиной. Это все излишки компактности.

Удивительно, но Сургут кажется более европейским городом, чем Петербург. По духу он гораздо ближе к Лаппеенранте, чем культурная столица. Ну и уж тем более, Москва. Особенно, это касается дорожного движения. Все автомобилисты учтиво уступают дорогу пешеходам. Никто не проезжает на желтый и уж тем более красный, не поворачивает из среднего ряда налево и не пересекает двойную сплошную как попало. Настя очень переживала из-за сломанного ремня безопасности. Более того, не так давно она сняла с передних стекол тонировку. Если бы в каждом городе России выполняли ПДД хотя бы в таком объеме – мы все жили бы хорошо. Ну может и не хорошо, но заметно лучше.

Сургут – это вообще такая отделившаяся от исторического центра Петербурга Гражданка. Как бы Купчино в отдельности. Веселый поселок без Невы. Красное село без Автово. Озерки без Удельной. Убогие пятиэтажки здесь также застенчиво жмутся к аляповатым новостройкам, зазывают неоном торговые центры, в кинотеатре продается nachos, баскетбольная команда играет в Суперлиге, за объездной строится ледовый дворец. Есть правда и обратная сторона – гопники. В подъезде (или парадной все-таки? я уже и не знаю) передо мной шел дед с двухлитровой пластиковой бутылкой пива. Навстречу – трое парней лет по двадцать с лицами сталелитейщиков пятого разряда. Проходят, ржут: “Ну чё, отожмём у мужичка пиво?” Отжимать, правда, не стали. Но такое возможно и на Гражданке, и в Веселом Поселке, и уж тем более в Красном селе. Да и уж, честно говоря, на Невском проспекте тоже. Города разные, а люди одни и те же. Впрочем, люди везде одни и те же. Даже в Катманду.

Со мной в Сургут ездила мать. Оформила себе командировку. И мне, кажется, тоже. Спрашивает: “Ну, напишешь что-нибудь про Сургут в газету?” “Мама, – говорю, – что можно написать в газету “Новости Купчино” про “Сургут”, скажи пожалуйста?” Мама подумала и согласилась. К счастью. Могла ведь и заупрямиться.

Рядом с домом Ирины Ивановны есть парк. С давних времен там сидит молодежь. Как водится, курит и выпивает. Со всеми, как говорится, вытекающими оттуда последствиями. Но с пьющей молодежью решили бороться. Скамейки в парке теперь украшают (или обезображивают?) надписи: “Алкоголь убивает тебя”, “Когда начнут пить твои дети?” и почему-то “Любовь спасет мир”. Но молодежь все равно сидит и пьет. Морщится, но пьет.

Мы вернулись

Петербург встретил нас леденящим ветром, мокрым снегом и беспросветной серой мглой. Самолет долго кружил над аэропортом, словно испуганный голубь, потом устремился вниз, разрывая белесую пелену, похожую на пенку из капучино.

Дети держались достойно, хотя и Ника, и Витя провели почти что бессонную ночь, но их глаза были наполнены печалью. Печалью и усталостью.

Взрослые устали не меньше. Взлеты, посадки, ожидание в транзитном терминале, бесконечные чашки кофе, турбулентность, напряжение – все это давало о себе знать. Вид у нас был такой, словно мы идем с фронта.

Но Алена находила в себе мужество улыбаться.

Огляделись. В Москве мы застали солнце, а в Питере погода почти не отличалась от сургутской. Над родным городом нависли тяжелые тучи. Казалось удивительным, что самолет десять минут назад смог прорваться сквозь них. Белесая пелена? Кхм.. Отсюда, с земли тучи казались плотнее асфальта.

Подали автобус. После размашистого и опрятного Домодедово Пулково выглядел забытым провинциальным аэровокзалом. То ли Барнаул, то ли Сыктывкар – не понятно. Лишь надпись на фасаде здания доказывала, что мы не ошиблись.

Багаж доставали быстро. На удивление быстро. Девушка, сверяющая цифры на багажных талонах и чемоданах, улыбалась и была вежлива. Я уже подумал, что меня снимает скрытая камера или еще что, но я ошибался. Спустя минуту меня обхамили на стойке такси.
– Нету машин!
– Как нет? А это что! – говорю, показывая на ряд авто с шашечками.
– А это, – отвечает барышня, – не наше ведомство.
– А чье же?
– Не знаю. У них спросите.

В отдалении мнутся человек десять с желтыми бейджами на груди. Они предлагают доехать до проспекта Большевиков за полторы тысячи (и намекают, что цену могут немного сбить), официально такси стоит восемьсот рублей.
– Нет, – говорю, – я лучше подожду.
Парень с бейджем надменно улыбается.
– Ждите.
Но такси действительно скоро приезжает. Водитель помогает загрузить вещи в багажник. Заигрывает с засыпающей Никой. Если бы он еще спел ей колыбельную, я бы добавил ему чаевых…

Едем по кольцевой. С эстакады через грязное окно город кажется совсем уж унылым. Мелькают гаражи, склады, подозрительные заводы, грозно нависает громада Южной ТЭЦ. Удивительно, что эту местность заселяют, в общем-то, обыкновенные люди. Представляется, она идеально подходит лишь для роботов. Роботов без амбиций стать людьми.

Я чувствую тоску и усталость. Дети засыпают рядом со мной. Сначала кладет голову мне на плечо Витя. Затем, сидя на коленях, затихает и начинает сопеть Ника. Я тоже хочу спать, но обнимаю детей и стараюсь отдать им как можно больше тепла. Меня не было четыре дня, а кажется, прошла вечность. Я всего лишь пролетел две с половиной тысячи километров туда и обратно (два часовых пояса – не так уж и много в масштабах Земли) – а у меня такое чувство, будто это другая планета.

Завтра все будет совсем по-другому, привычные вещи вернутся на свою орбиту, но это щемящее чувство тоски и отчаяния – пожалуй, его тоже стоит сохранить в своем сердце.

Ведь и из этого складывается жизнь.