В доме писателя проходило какое-то собрание писателей. Кажется, это называлось «Отчетный съезд», что-то в этом роде. Я получил приглашение и пошел. Я люблю ходить куда-то по приглашениям. Это расширяет мой кругозор.
Дом писателя находился в одном из дворов неподалеку от Лиговского проспекта. Странно, кругом исторический центр, стоят кривые, не ухоженные здания, а дом писателя сияет белизной. Даже урна перед входом не стандартная, а роскошно-бронзовая. В ней – типичные сигаретные окурки. И папиросные тоже.
Интерьеры оказались тоже на удивление изысканные. Напольная плитка блестела, как в дорогом торговом центре. Люстры походили на те, что я видел в загсе. Подумав, про загс, я мысленно перекрестился.
Я пришел минут на десять раньше. В небольшом квадратном зале с колонной посередине сидело человек десять. Остальные стулья были не заняты. Я поздоровался. Парочка человек кивнула в ответ, остальные никак не отреагировали. Писатели почему-то занимали места на галерке. Я не стал скромничать и уселся в первом ряду, как раз напротив символического президиума. За столом худой, заросший щетиной мужчина в зеленом джемпере раскладывал книги. У остальных писателей тоже были бороды. Я был единственным безбородым. Можно сказать, что я немного смутился.
Стали подходить другие люди. Я с удовольствием для себя отметил, что являюсь самым молодым. Конкуренцию мне мог составить только белобрысый парень со смешными усиками и лицом честного водителя трактора. Ну и еще, может быть, невысокий тридцатилетний человек с доброй улыбкой и искрящимися глазами. У него была оранжевая рубашка и планшетный компьютер. Я даже пожалел, что он сел не рядом со мной, а где-то далеко.
Писатели все подтягивались и подтягивались. Среди них можно было увидеть и женщин. Всем тоже было за сорок. Сильно за сорок. На их тонких губах лоснилась помада. Лишь одна дама выделялась из общего ряда. Ее рыжие волосы валялись на голове в творческом беспорядке. Красные джинсы в нескольких местах протерлись. На шее виднелись складки. На футболке — дыра, размером с грецкий орех. Дети, должно быть, боятся таких.
Наконец, все расселись. Почти все места оказались заняты.
— Ну вот, — сказал мужчина с щетиной, — пожалуй, начнем годовое отчетное собрание нашего поэтического клуба…
Вот черт, подумал я. Какого… но ведь я не поэт! Не поэт! Слышите?
Но я, естественно, молчал. Я скромный и немного стеснительный. Кроме того, мне стало интересно. Мужчина в президиуме стал рассказывать какие-то истории. Какие журналы были изданы в прошлом году и все такое прочее. Потом вручил несколько дипломов. Дипломы, напечатанные на дешевой бумаге в рамках без стекла. Я вяло аплодировал.
— А сейчас, — торжественно объявил председатель через какое-то время, — а сейчас начинаем чтения! Жорж, может ты начнешь? А, Жорж?
Откуда-то с задних рядов поднялся Джордж Гуницкий. У него была замечательная борода. Передвигался он с трудом, шаркая ногами. Казалось, его позвоночнику трудно нести тело. Его стихи были хороши, но все-таки не так хороши, как могли быть. Следом стали выходить другие поэты. Некоторые их стихотворения мне понравились, но большинство, конечно, оставляли унылое впечатление. Кроме того, декламировали все авторы на удивление однообразно, пялясь в свои бумажки и отвратительно гнусавя. Я смотрел на них и думал, черт, а может, я тоже все-таки поэт?
В середине вечера, когда объявили перекур, мне удалось сбежать.
В холле были прикреплены объявления. Я выяснил, что немного перепутал даты. Собрание писателей под названием «отчетный съезд» произошло накануне.
Я поднял воротник и испарился в петербургской дымке.