Ника болеет и много капризничает. Сегодня все утро плакала почти без остановки. Где-то часа полтора. И за завтраком плакала. Кушала яичницу и ревела, вытирая слезы.
Алена ей говорит:
— Ника, солнышко, не плачь. Кто же плачет и при этом кушает?
Ника, не прерывая рыданий, ответила:
— Я, мама. Я.
Я, сука, писатель-гуманист.
Путин поднял Россию с колен. Теперь смеха ради можно снова поставить ее на колени, чтобы затем опять поднять. А иначе не понятно, что он еще шесть лет будет делать.
День начался с того, что я внимательно изучал снег. Стоял на кухне, пил ягодный йогурт и изучал. Кажется, я начинаю понимать эскимосов. Все ведь знают, что у них существует какое-то чудовищное количество слов, описывающих снег и его различные состояния. Меня хватило лишь на «заморозьку» и «грязевал».
С утра хотел съездить на мойку, но неожиданно передумал. Из-за этого весь день пошел как-то не так, как должен был. Ну например. На работе я почти не был. Успел поесть что-то вроде гуляша с макаронами, обновить редакционный сайт, помонтировать радиопрограмму. Отдал три тысячи своих денег Маше. Теперь буду ждать, когда мне их вернут. Надеюсь, дело не затянется. Встретил со школы Витю, отвел на баскетбол, подождал его под дверью, дочитав книгу Аствацатурова (испытал разочарование от второй части), забрал Витю с баскетбола, вернулся домой, отпустил Алену на курсы. Вместе с Витей сделал уроки, покормил детей, уложил Нику спать. Вечером она вела себя хорошо. С курсов вернулась Алена и включила какое-то политическое телевидение. У меня началась аллергия. Я весь зачесался. Писать что-то содержательное в таких условиях было невозможно. А ведь еще предстояло набросать следующую газету…
Расстроенный, я закрыл дневник.