Здесь будет история моих усов.
Сложно описывать историю того, чего нет. С одной стороны. С другой – это очень легкая задача. Для человека с фантазией. Жаль, что у меня с этим туго. Как и с растительностью на лице.
В двадцать пять лет я сочинил такое стихотворение:
Пусть мелькают, как мысли года,
Не растет у меня борода.
Ну и ладно. В целом я рад.
Ведь духовно я бородат.
Стихотворение стало криком души. Своеобразным ответом половозрелого и неуверенного в себе начинающего отца (дочери исполнился год) на критику, идущую изнутри.
До двадцати пяти я даже радовался тому, что бреюсь редко. Это удобно. Раз в неделю пощипал легкий пушок под носом и на подбородке, а щеки можно даже не трогать. Кожа там, как шелк. Однажды, когда я лежал, туда сел комар – и соскользнул в пропасть.
Но потом борода вошла в моду. Неизвестно, как так получилось. Кто-то винит во всем возвращение к традиционным ценностям. Кто-то хипстеров. Кто-то банальную лень. Но мне эта мода заметно испортила жизнь. Друзья, знакомые, коллеги выглядели как слегка припудренные канадские лесорубы. Я же напоминал студента-переростка. К тому же одна знакомая обнаружила во мне подозрительную схожесть с Белинским, скончавшимся от туберкулеза. В общем, было из-за чего грустить.
Я нес эту грусть с достоинством. Мои глаза выражали глубокую печаль. И немного мудрость. Я проиграл, и принял это поражение. Мне тогда казалось, что такое принятие означает почти победу.
После тридцати волосы стали расти более буйно, но систематичности в процессе не прибавилось. Подводил и цвет. Не побрившись дней пять, я превращался в рыжего клочкоборода. Выходить в таком виде не то что в приличное место, а просто даже на улицу было бы пощёчиной общественному вкусу.
Поэтому я брился с остервенением молодого лейтенанта. Мой подбородок обычно блестел от лосьонов. Я знал наизусть не только ТОП-10 производителей продукции для мужского бритья, но и мог расположить их, согласно доходам за последний год.
Запускал себя я только в отпуске. А поскольку отпуска у меня не очень длинные, поймать на себе неодобрительные взгляды супруги я просто не успевал.
Все шло хорошо. До тех пор, пока жена не угодила в больницу. Коронавирус, осложненный пневмонией и плохим настроением. Мы остались дома с полуторогодовалой дочкой (другая жена, другая дочь). На неделю. Спустя двадцать минут после того, как жена уехала в неизвестность на скорой, дочь прищемила палец кухонным ящиком. Я тогда еще подумал: «Черт, хорошее начало».
Спустя час она прищемила этот же палец тем же самым ящиком еще раз.
К счастью, на этом мы исчерпали все семейные драмы (за исключением еще того эпизода, где я стою на улице с ковром из химчистки в одной рукой и ребенком в другой, а ребенок вдруг падает, и я отпускаю ребенка, но не отпускаю ковер).
На самом деле, вскоре даже стало понятно, что справляюсь я неплохо. Ребенок был весел, сыт и относительно чист. Можно сказать, что я успешно сдал экзамен на батю.
В честь этого я решил оставить на месте так называемые усы. Мне показалось, это будет весело и символично. Такой вот усатый нянь, вариант двадцать первого века.
Потом мы поехали забирать жену из больницы. Шел снег, деревья покачивались, как пьяные малолетки на концерте Guns’n’Roses в восемьдесят девятом году. Промзона промзонила своими трубами. Больницы была новая, и напоминала нечто среднее между плохой гостиницей и хорошим колледжем. Я предвкушал, какую реакцию произведет на жену обновленный имидж.
Но жена не заметила обновления. Или не придала ему никакого значения. Я ехал за рулем, и все посмеивался про себя. «Вот сейчас она, сейчас…» Но жена говорила о чем угодно, только не об усах. Я уже хотел было признаться и раскрыть все карты, но тут мне стало любопытно: когда же она что-то прокомментирует? Я решил, что не заговорю об усах первым.
Прошел день. И ночь. Мы занялись любовью – в темноте, но целовались страстно. Жена молчала. Ну то есть во время самого акта любви она, конечно, не молчала. Но и не говорила. Ну то есть она издавала определенные звуки. Но не такие звуки: «О, дорогой, ничего себе, какие ты отрастил усы!» Другие звуки.
На следующее утро она улыбалась мне все также нежно. Хотя пару раз и бросила странные взгляды куда-то поверх моей головы.
На третий день я не выдержал.
– Ну что ты скажешь про мои усы? – выпалил я за завтраком.
– Про твои что? – переспросил она.
– Усы! Видишь, я отпустил усы!
– Куда отпустил?
Кажется, она просто издевалась.
– Видишь, у меня есть усы! Смотри! А раньше не было! Я типа усатый нянь»
Она взяла мою руку в свою.
– Любимый, – сказала она, – у тебя и правда усы. Пышные, красивые, гусарские усы. Самые лучшие усы в мире.
Тут можно было выходить на новый виток скандала и начать доказывать, что усы у меня вовсе не так хороши, как она говорит. А можно было согласиться с этой точкой зрения. Разделить ее. Я выбрал второе. Все-таки есть какой-то опыт, наработанный за эти годы супружества, бракоразводных процессов, влюбленностей…
– Ты тоже очень красивая и внимательная женщина, – ответил я и доел свой завтрак. А потом пошел в ванную и сбрил то, что казалось мне усами.
