Мой отец родился в городе, который был мал, как его кроватка. Но отец рос, и город вместе с ним увеличивался. Как будто города уже не хватало для того чтобы вместить отца.
Стали появляться всякие отдаленные районы: Автово, Гражданка, Купчино, даже долбанный Веселый Поселок.
Отец продолжал жить в центре. Ходил в школу в Соляном переулке (когда-то полгода ее посещал Бродский). Играл в футбол. Слушал «Биттлз». Покуривал. Попробовал водку. Ощутил в себе вкус к гуманитарным предметам. Устроился работать в бригаду, обслуживающую стационарные автоматы с газировкой. Решил стать режиссером. Поступил в институт культуры, уютно прислонившийся к Летнему саду. Загулял, не сдал, был отчислен. Попал в армию.
Служить его отправили в Казахстан. Тогда было модно отправлять срочников поднимать целину. Отец ничего не поднял, но дослужился до сержанта. Или до ефрейтора – не помню. Потом загулял, не сдал, был разжалован.
Еще история со службы. Играли с мужиками в карты. Денег не было. Поэтому ставили половину усов, бакенбардов (бороду нельзя по уставу). На утреннем построении у отца был только один левый ус. Получил наряд вне очереди (разжаловали его за что-то другое, об этом он умалчивал).
Вернулся. Поступил в Театральный институт. Учился на курсе чуть ли не у Товстоногова. Ставил спектакли на рабфаках. Нравился женщинам.
Потом загулял, не сдал. Диплом так и не получил.
Устроился в осветительную бригаду Ленфильма. Встретил там мою мать. Мать собиралась ехать в Таллинн с ухажером. Отец пошел с ней гулять и убедил взять его в Таллинн, а ухажера оставить во Всеволожске. Мать, образец честности, порядочности и здравого смысла, почему-то согласилась. Через год сыграли свадьбу.
Родился сын. Отец устроился работать в студию документальных фильмов. Вторым режиссером. Платили там значительно хуже, чем осветителям на «Ленфильме». Мать стоически приняла зарплату в 80 рублей.
Отец снимал документальные фильмы. «Море мое Ладожское», например. Я его не видел. Наверное, оно о Ладожском озере.
Потом перевелся в студию художественного кино. Участвовал в съемках четырехсерийного фильма «Приключения четырех друзей». В девяностые его часто показывали по петербургскому телевидению. Отец там появляется в одном эпизоде в четвертой серии в образе милиционера. Говорит в рацию с лихим прищуром: «Вызывайте скорую». Я ждал этого момента с трепетом. Друзья не верили, что это мой отец.
Еще отец играл там медведя. Но я сам не верил, что это мой отец.
Карьера вроде шла в гору. Но отец, по сложившейся традиции, загулял, не сдал, был уволен.
Устроился работать сантехником в какой-то ЖЭК. Руками делать отец, впрочем, ничего не умел. Только, может быть, заправлять автоматы с газировкой. Все шло неплохо. До тех пор, пока в каком-то доме ночью не прорвало трубу. Отец пришел на вызов, посмотрел, как хлещет вода и сказал жильцам: «Да, дела, дела…»
Возможно, он был пьян в этот момент, но по официальной информации, все же трезв.
Короче, его уволили.
Потом он пошел работать в метро. Начиналась перестройка. В метро отец чинил эскалаторы. Должно быть, сделал выводы после провала сантехнической карьеры. Он проработал там долго. Лет пять. Я даже приходил к нему на «Площадь Ленина». В подсобке у них жила белая крыса. Я ее боялся.
Увлекся журналистикой. Этот переход не вполне ясен. Журналистом была мать. У нее подруга работала на радио Балтийского завода. Завод огромный, и у него было радио. Там даже делали новостные сюжеты. И вот отец сначала стал там подрабатывать. А потом перешел на полную ставку.
Так он стал радийщиком.
Когда наступил 1991 год, он поцеловал нас, его детей, и пошел на работу в Ольгино, где была студия вещания. Он совершенно точно был пьян. Почему-то все это преподносилось как подвиг. Мне и правда было страшно. Мама говорила: «Но на город идут танки». Позже выяснилось, что танков вроде никаких и не было.
Отец работал на городском радио. Потом замутил какое-то товарищество вместе с советом народных депутатов Фрунзенского района. Стал делать для одного отдельного района радиопрограмму. Вещание шло по проводам. Третья кнопка городской радиотрансляционной сети. Если подумать, это и не радио вовсе. О нем все говорили с пренебрежением: «Проводное радио».
Был конец девяностых. И дела у отца шли неплохо. Его компания делала программы для нескольких районов, а еще почему-то газеты. Это была донная журналистика. И отец даже внешне стал напоминать налима. Деньги, и правда, водились. Отец иногда приносил с работы целые пачки. Мы тырили оттуда купюры, и всем было плевать.
Но потом – классика. Запил, не сдал, развелся.
Этому предшествовала драма. У отца появилась любовница (а может, и не одна, думаю я теперь). Он все чаще пропадал «неизвестно где» — термин мамы. Дома почти не появлялся. А когда появлялся, я чувствовал себя некомфортно.
Короче, в итоге он ушел из семьи. Ему было 47 лет. То есть он был лишь чуть-чуть старше меня.
Потом мы не виделись много лет. Я был на него обижен.
Но у меня родилась дочь, и я решил помириться. Отец пришел в мой новый дом. Мама тоже присутствовала. Говорила с ним высокомерно.
Через два года отец предложил ей съехаться. Мама ответила твердым отказом.
Потом у конторы, которая продолжала делать радио и газеты, но которую теперь возглавляла мать, начались проблемы, мать не смогла оплачивать ипотеку и переехала к нам жить. Мы поссорились. И мама решила, что жить с отцом лучше, чем с сыном.
Так они снова сошлись.
Да и мы с мамой вскоре помирились.
Жили они не то чтобы душа в душу, но по крайней мере, друг друга не зарезали.
Блин, это история, которой казалось бы необходим хэппи-энд. Но хэппи-энда не будет. Мама с папой прожили вместе почти пять лет. А потом у папы вдруг обнаружили рак. Его положили в больницу на операцию.
Я видел его за день до этого. Он был грустный и бородатый. Мне понравилось, как он держал себя. Шутил, улыбался.
Какой классный у меня батя, подумал я тогда.
Операция прошла с осложнениями. Отец умер спустя две недели.
Жизнь после этого, как ни странно, продолжилась. Мы иногда приезжаем к нему на могилу. Я смотрю на даты его жизни и думаю, что город, в котором он родился, был совсем другим. Не было ни Купчино, ни Гражданки. Другая жизнь, другая эпоха.
Отец для меня теперь почти мифический герой. Нечто среднее между Зевсом и Купидоном.
