Город весь занесло снегом. Прямо по самую макушку. Круче, чем у Мюнхгаузена. Вообще ничего не осталось на поверхности. Даже колоколен. Тем более, что их особо-то и не было.
Но люди, конечно, не растерялись. Люди, как это часто бывает, приспособились. Нарыли переходов, траншей. Стали жить так. Снежные люди.
Через какое-то время в этом стали видеть даже какую-то избранность. Мол, не каждый город так засыпает снегом. Наверное, если нас засыпало снегом, то это не просто так. Это какой-то знак.
— Лучше жить под тоннами снега, чем под тоннами говна, — говорил местный философ Борис.
С ним молчаливо соглашались.
А местный бездельник Вадим пожимал плечами:
— Приемлемо.
Быт вскоре наладился и стал вполне себе сносным. Люди стали как будто даже забывать о том, как они жили в те времена, когда снега в их городе было не так много.
Но потом что-то случилось, и весь снег растаял. Много воды утекло – как раз про тот случай. В общем, настоящее стихийное бедствие. После него остались горы мусора и мутные лужи. Ну и какие-то остатки былой инфраструктуры.
Бурным потоком смыло в океан местного философа Бориса. Да и не только его.
А вот местного бездельника Бориса не смыло. Когда вода спала, он сидел на крыше покореженной машины и смотрел по сторонам, выпятив нижнюю губу. Посидев так, он сполз на землю и пошел по тому, что когда-то можно было назвать улицей. Иногда он останавливался, пихая длинной палкой валявшиеся на земле кучи. Однажды он нашел так консервную банку лосося. А еще однажды – зубную щетку.
Всякий раз он пожимал плечами и приговаривал:
— Приемлемо.
А больше об этом городе и рассказать-то нечего.
