Уехать из России невозможно. Оставаться в ней тоже невыносимо.
Хорошо. Богатые потянулись на выход вместе с первыми выстрелами на украинском фронте.
«Мои знакомые открыли для себя Пьемонт», — говорила бодрая владелица одного петербургского ресторана на бизнес-завтраке весной 2022 года. В руке у нее был бокал кьянти.
Пьемонт… Это вообще Франция или Италия? А может, нечто среднее, типа Швейцарии?
Обеспеченные хипстеры потянулись в места попроще. Грузия, может быть, Сербия. Многие открыли для себя Казахстан. Даже писатель Антон Секисов, с которым меня путала редакторша (или редакторка? Надо было бы у нее спросить) журнала «Октябрь» Ирина Барметова. И не печатала мои тексты. Хотя журнал был хороший. Был.
Неизвестно, пошло ли это ему на пользу.
Знакомый руководитель курса журналистики из модного петербургского вуза осел в Узбекистане на какое-то время. А потом двинул в Таиланд.
Русские разбрелись по миру. Это было похоже на взрыв банки с томатной пастой. Но я стойкий помидор, я остался.
На самом деле, у меня практически не было веских аргументов, чтобы уехать. Имею в виду – уехать по-настоящему. С концами. Или не с концами, но без четких планов «вернуться к пятнадцатому».
Я работаю на государство. У меня семья, жена и маленькая дочь. Плюс еще одна бывшая семья, то есть алименты. У меня ипотека, которая должна выплачиваться еще, кажется, сотню лет, если все будет хорошо. Есть мать, большая поклонница ведущего Киселева. Самый доверчивый журналист в мире – так я ее называю. В конце концов, у меня есть собака. Двулетняя корги по кличке Патти лежит в коридоре и изредка бросает на меня вопросительный взгляд.
Все хорошо, Патти. Ты не останешься одна.
Уехать невозможно. Я связан. Повязан. Запутан. Узлы наброшены мне на ноги, и разрубить их нельзя. Развязать – тоже.
Я буду сидеть здесь. Лежать здесь. Стоять здесь. Гнить. Вместе со своими близкими. Привет, вы в ловушке.
Буду продолжать читать новости, хотя сейчас изо всех сил стараюсь их не читать. Но старая привычка берет свое.
Вот заголовки последних дней. От них берет оторопь. Бросает в жар.
— Декларации депутатов теперь публикуются обезличенно.
— Мобилизованные из Тувы обвинили в избиениях военных «ДНР».
— Суд приговорил блогера Белоцерковскую к 9 годам колонии за «заведомо ложные сведения об использовании Вооруженных cил Российской Федерации для уничтожения городов и гражданского населения Украины».
— Польша начнет строительство забора с датчиками движения на границе с Калининградской областью.
— В Госдуме создают группу по изучению мер против уехавших россиян.
Ну и так далее.
Список иноагентов, который пополняется каждую пятницу, теперь просто список приличных людей. Людей, которым при встрече можно пожать руку.
Книги, которые можно читать в эти дни: «Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов», «Мобилизованная нация. Германия 1939-1945» (126 человек в очереди на прочтение в библиотеке «Литрес». Нового Пелевина обычно ждут около десяти). Хорошо идет автобиография пианиста Владислава Шпильмана, который несколько лет скрывался от фашистов в развалинах Варшавы. По ней позже Роман Полански снял фильм.
Неизвестно, куда приведут нас события, которые продолжают развиваться. В новый 37-й, новый 41-й или новый 91-й (хотелось бы). Но такого тяжелого времени я не знал. Тяжелого не в смысле дефицита, террора или бандитского произвола. Тяжело в том смысле, что кажется будущего больше нет. Мы все сейчас как Доктор Манхеттен, который в какой-то момент перестал видеть грядущие события, и решил, что мир будет похоронен обиженными политиками, решившими забросать друг друга ядерными ракетами. Тогда доктор ошибся.
Как оно будет на этот раз?
