Метка: стихотворчество

Тяжело быть плохим писателем.
Очень.
Но быть плохим футболистом
В сто раз хуже.
Это понимание приходит, как правило,
Ночью.
Понимание того, что ты никому
Не нужен.

И ладно если есть рядом кто-то приятный.
И свежий.
Кого можно обнять и с кем поделиться
Болью.
А если не так, то это чувство как нож
Тебя режет.
И разрывает тебя и выходит
Тобою.

И ты куришь одну за другой,
Хоть давно уже бросил.
Разрушен твой замок и заржавели
Доспехи.
Так нелегко, нелегко пережить
Эту осень.
Так тяжело быть плохим
Человеком.

Слишком глуп, чтобы стать настоящим писателем
Слишком слаб, чтобы стать нормальным рабочим.
Я остаюсь земным обитателем
Что-то пишущим меду строчек.

Слишком сер, чтобы стать великим правителем.
И брезглив, чтоб стать ассенизатором,
Я бываю с любым наполнителем
Я, как все, состою из атомов.

Мой курс — нерегулируемый,
Как бумага по ветру носится.
Сдаюсь как комната, меблированный.
В доме, который сносится.

Я бы с удовольствием выкурил сигаретку.
И может быть, даже две.
Но к несчастью
Я имел глупость
Пару лет назад
Бросить курить.
Идиот.
Я потерял каплю счастья.
Хотя это дурацкая привычка.
И она меня раздражала.
Я курил даже когда сидел в туалете.
Или мылся под душем.
Я не мог заснуть без сигареты.
А проснувшись, тут же закуривал.
Однажды я даже покурил в метро.
Я лишился двух девушек из-за того,
Что умудрялся курить во время секса.
Не знаю, почему-то их это бесило.
Хотя одна девчонка, находила это сексуальным.
Я расстался с ней потому, что она была назойлива,
Словно муха, которая охотится за твоим бутербродом.
Я курил, курил и курил.
Потом у меня начался кашель.
Я пришел к доктору.
Мне сделали снимок легких.
Она сказала, это просто бронхит.
Или пневмония, не помню.
Окей, сказал я, время выкурить сигаретку.
Не стоит, сказала доктор.
Она покопалась в столе.
Достала рентгеновский снимок.
Не мой, кого-то другого.
Видишь легкие? – спросила она.
Я не понимаю снимки.
Да, — сказал я.
Нет, — сказала она.
Ты ни хрена не видишь.
Ты не видишь легких, потому что их нет здесь.
Этому парню жить осталась пара недель.
В сущности, он уже умер.
Понимаешь?
Мне стало дурно. Я ушел от нее.
Еще пару месяцев я курил, но это становилось все сложнее и сложнее.
Стоило мне затянуться, как я вспоминал этот снимок.
Курение перестало доставлять мне удовольствие.
И я бросил.
Но иногда это возвращается.
Сигареты оставляют дыру в тебе.
Не такую большую, как наркотики, но все же.
Мне порой не хватает сигаретки.
А то и двух.
Но к несчастью
Я имел глупость
Пару лет назад
Бросить курить.
Идиот.

Когда-то давно я учился играть на фаготе.
На этом настояла моя мама.
Фагот – некрасивый инструмент.
Звучит неприятно и выглядит глупо.
Мне эта затея не пришлась по душе.
Но моя мать не принимала возражений.
Меня записали в оркестр.
Дирижером был старый придурок в очках.
Я его бесил.
По правде, его все бесили.
Только задрипанный флейтист бесил его меньше других.
Это был его сын.
Он тоже носил очки и выглядел еще глупее фагота.
Я презирал дирижера.
Я делал все, чтобы меня выгнал из оркестра.
Но старый пень меня раскусил быстро.
Он понял, что я только этого и добиваюсь.
Поэтому меня не отчисляли, хотя я играл ужасно.
На моих ушах в детстве топталась дюжина медведей.
Здоровенные гризли.
Я вообще не понимал, чего от меня хотят.
Но мама настаивала.
Почему-то она считала, что у меня талант.
Но таланта никакого не было.
А ведь я хотел играть в футбол.
Мне нравился Клинсманн и Роже Милла.
Моей маме они не нравились.
Она любила Стравинского, и хотела, чтобы я любил его тоже.
Но черт! Стравинский ведь не играл в футбол!
У нас была его фотография в полный рост.
Стравинский — худой и неприятный тип в костюме.
Я же представлял его в шортах и майке клуба «Динамо».
Мне становилось смешно, я смеялся, когда мать мне рассказывала о нем.
Мама считала, я издеваюсь над ней, и наказывала меня.
Ладно, я действительно над ней издевался.
Я был злой мальчик и ненавидел фагот.
И, конечно, я ненавидел своего дирижера.
Он мучил меня пару месяцев.
Но его терпение лопнуло в один момент.
Когда он застукал меня, играющим на пианино.
Ногой.
Был скандал. Мать вызвали к директору.
Она плакала и умоляла оставить меня.
Но директор был непреклонен.
Я торжествовал.
Это была безусловная удача.
Когда меня отчитывали, я думал только об одном:
Почему я не догадался сделать это раньше?
Наверное, я был ужасным ребенком.
Но не спешите кидать в меня камни.
Хотя, если честно, мне все равно.
Делайте, что хотите.
Футболистом я так и не стал в итоге.
Вообще непонятно, кем я стал.
Фагот я сдал в барахолку.
Мне дали за него полторы тысячи.
Это была хорошая сделка.
Когда мать узнала об этом, то только вздохнула.
Потому что к тому времени у меня начались проблемы посерьезнее.
Но об этом в другой раз.