Зашел в общественный туалет в одном молле и уткнулся в грудь очень серьезному инкассатору. У него было слишком серьезное лицо для человека, бесцельно стоящего у умывальников. Когда ты заходишь поссать, но вместо унитаза видишь перед собой человека в черном с висящим на груди маленьким автоматом, у тебя ненароком появляется желание закрыть дверь со словами: «извините, я ошибся». Но я проглотил комок, вставший в горле, и прошел внутрь.
Инкассатор мялся у раковин, он был большой, как горилла. Горилла с автоматом, напомню. «Что он здесь делает, боже мой?» — подумал я, принимаясь за дело. Потом до меня дошло, что, возможно, он ждет напарника. Не сортир же ему охранять? Да и вряд ли это такая изысканная первоапрельская шутка.
Пара кабинок были заняты. Я представил, что в одной из них сидит точно такой же здоровенный инкассатор с автоматом на шее и… ну вы понимаете. На коленях у него, должно быть, огромная черная сумка с деньгами. Классная картина. Бог его знает, в каких местах побывают наши деньжата, прежде чем окажутся в банке, из которого вновь перетекут обратно к нам в бумажники. Наверное, туалетная кабинка – не худшее из них.
Вот о чем я думал сегодня пол-двенадцатого дня, стоя в торговом комплексе в Купчино.
Репортаж с пресс-конференции: благотворительность и фармацевтика
В здании Санкт-Петербургской торгово-промышленной палаты состоялась пресс-конференция на тему: «Благотворительность в медицине: у кого просить помощи, когда каждый час на счету?» Руководители благотворительных фондов «Надежда» и AdVita («Ради жизни») рассказали собравшимся о своей работе. А генеральный директор фармакологической компании «Полисан» – о том, как они помогают этим фондам.
Читать далее Репортаж с пресс-конференции: благотворительность и фармацевтика
Новый номер нашей газеты
Еще на прошлой неделе вышел новый номер. Тоже хорошенький. Как румяная булочка.
Frunz 07
View more documents from Anton Ratnikov.
Про социальную ответственность бизнеса
Всегда говорил, что понятие «социальная ответственность бизнеса» — полная чушь, извращение и мутантство. Сегодня получил доказательство. На скучной, в общем, пресс-конференции представитель одного благотворительного фонда Павел Гринберг (показавшийся здравым и рассудительным человеком) сказал следующее: «Социальная ответственность бизнеса – не самоцель. Она должна выражаться в том, чтобы компании вовремя платили налоги и зарплату своим работникам. Благотворительность тогда становится делом всего общества, когда это дело каждого человека».
Очень верные слова, на мой взгляд.
В Сургуте
Взлетели по расписанию. Посмотрел в иллюминатор. Петербург, состоящий из мириад огоньков, лежал внизу. Громада домов, проспектов, заводов, автобусов, человеческих лиц стала невесомой и яркой, словно скопление светлячков. Эта картина, красивая и таинственная, завораживала. И я смотрел на лежащий далеко внизу город, пока он не скрылся где-то за облаками.
С собой у меня был какой-то сборник афоризмов. Решил попробовать почитать. Открыл на первой попавшейся странице. Заголовок: «Генрих Манн, писатель и общественный деятель». И первая же крылатая фраза: «Литература — явление общественное».
Книгу я оставил в самолете.
Подлетали к Сургуту. Самолет, снижаясь, менял эшелоны. В темноте то тут, то там задорно поблескивали огни нефтяных вышек. Люди жгли выделяющийся при добыче нефти газ.
— Жаль болот не видно, — сказала, не отрываясь от иллюминатора, Алена.
— Да, — говорю, — я же из Петербурга. Болота для меня — редкость…
Приехали домой к Ирине Ивановне. Легли спать, разумеется. Я проснулся пол-второго. Нехотя оделся, прошел на кухню. Там собрались женщины. Они о чем-то громко и оживленно беседовали. Подумалось, обсуждают Ливию или ситуацию на АЭС Фукусима. Вслушался. Речь шла о дёгте.
Я был в Сургуте три года назад. Этот небольшой город — меньше трех сотен тысяч жителей — удивительным образом растянулся в моем сознании. Пространства увеличились. Я считал, что от дома тещи до баскетбольного центра никак не меньше пол-квартала. Оказалось, он в соседнем здании. Школа, в которой Алена училась, представлялась мне чем-то далеким и не очевидным. Выяснилось, школа находится напротив. Наконец дом сестры Алены — Насти, как мне думалось, находится где-то вдалеке. На самом деле, до него идти пять минут.
Короче, Сургут маленький город. Здесь все рядом. Направляясь из кухни в туалет, рискуете попасть в магазин. Идете из школы домой — ррраз! и вы в кино. Случайно. Вроде бы шлепаете на работу, а оказываетесь у знакомого в гостиной. Это все излишки компактности.
Удивительно, но Сургут кажется более европейским городом, чем Петербург. По духу он гораздо ближе к Лаппеенранте, чем культурная столица. Ну и уж тем более, Москва. Особенно, это касается дорожного движения. Все автомобилисты учтиво уступают дорогу пешеходам. Никто не проезжает на желтый и уж тем более красный, не поворачивает из среднего ряда налево и не пересекает двойную сплошную как попало. Настя очень переживала из-за сломанного ремня безопасности. Более того, не так давно она сняла с передних стекол тонировку. Если бы в каждом городе России выполняли ПДД хотя бы в таком объеме — мы все жили бы хорошо. Ну может и не хорошо, но заметно лучше.
Сургут — это вообще такая отделившаяся от исторического центра Петербурга Гражданка. Как бы Купчино в отдельности. Веселый поселок без Невы. Красное село без Автово. Озерки без Удельной. Убогие пятиэтажки здесь также застенчиво жмутся к аляповатым новостройкам, зазывают неоном торговые центры, в кинотеатре продается nachos, баскетбольная команда играет в Суперлиге, за объездной строится ледовый дворец. Есть правда и обратная сторона — гопники. В подъезде (или парадной все-таки? я уже и не знаю) передо мной шел дед с двухлитровой пластиковой бутылкой пива. Навстречу — трое парней лет по двадцать с лицами сталелитейщиков пятого разряда. Проходят, ржут: «Ну чё, отожмём у мужичка пиво?» Отжимать, правда, не стали. Но такое возможно и на Гражданке, и в Веселом Поселке, и уж тем более в Красном селе. Да и уж, честно говоря, на Невском проспекте тоже. Города разные, а люди одни и те же. Впрочем, люди везде одни и те же. Даже в Катманду.
Со мной в Сургут ездила мать. Оформила себе командировку. И мне, кажется, тоже. Спрашивает: «Ну, напишешь что-нибудь про Сургут в газету?» «Мама, — говорю, — что можно написать в газету «Новости Купчино» про «Сургут», скажи пожалуйста?» Мама подумала и согласилась. К счастью. Могла ведь и заупрямиться.
Рядом с домом Ирины Ивановны есть парк. С давних времен там сидит молодежь. Как водится, курит и выпивает. Со всеми, как говорится, вытекающими оттуда последствиями. Но с пьющей молодежью решили бороться. Скамейки в парке теперь украшают (или обезображивают?) надписи: «Алкоголь убивает тебя», «Когда начнут пить твои дети?» и почему-то «Любовь спасет мир». Но молодежь все равно сидит и пьет. Морщится, но пьет.
Мы вернулись
Петербург встретил нас леденящим ветром, мокрым снегом и беспросветной серой мглой. Самолет долго кружил над аэропортом, словно испуганный голубь, потом устремился вниз, разрывая белесую пелену, похожую на пенку из капучино.
Дети держались достойно, хотя и Ника, и Витя провели почти что бессонную ночь, но их глаза были наполнены печалью. Печалью и усталостью.
Взрослые устали не меньше. Взлеты, посадки, ожидание в транзитном терминале, бесконечные чашки кофе, турбулентность, напряжение — все это давало о себе знать. Вид у нас был такой, словно мы идем с фронта.
Но Алена находила в себе мужество улыбаться.
Огляделись. В Москве мы застали солнце, а в Питере погода почти не отличалась от сургутской. Над родным городом нависли тяжелые тучи. Казалось удивительным, что самолет десять минут назад смог прорваться сквозь них. Белесая пелена? Кхм.. Отсюда, с земли тучи казались плотнее асфальта.
Подали автобус. После размашистого и опрятного Домодедово Пулково выглядел забытым провинциальным аэровокзалом. То ли Барнаул, то ли Сыктывкар — не понятно. Лишь надпись на фасаде здания доказывала, что мы не ошиблись.
Багаж доставали быстро. На удивление быстро. Девушка, сверяющая цифры на багажных талонах и чемоданах, улыбалась и была вежлива. Я уже подумал, что меня снимает скрытая камера или еще что, но я ошибался. Спустя минуту меня обхамили на стойке такси.
— Нету машин!
— Как нет? А это что! — говорю, показывая на ряд авто с шашечками.
— А это, — отвечает барышня, — не наше ведомство.
— А чье же?
— Не знаю. У них спросите.
В отдалении мнутся человек десять с желтыми бейджами на груди. Они предлагают доехать до проспекта Большевиков за полторы тысячи (и намекают, что цену могут немного сбить), официально такси стоит восемьсот рублей.
— Нет, — говорю, — я лучше подожду.
Парень с бейджем надменно улыбается.
— Ждите.
Но такси действительно скоро приезжает. Водитель помогает загрузить вещи в багажник. Заигрывает с засыпающей Никой. Если бы он еще спел ей колыбельную, я бы добавил ему чаевых…
Едем по кольцевой. С эстакады через грязное окно город кажется совсем уж унылым. Мелькают гаражи, склады, подозрительные заводы, грозно нависает громада Южной ТЭЦ. Удивительно, что эту местность заселяют, в общем-то, обыкновенные люди. Представляется, она идеально подходит лишь для роботов. Роботов без амбиций стать людьми.
Я чувствую тоску и усталость. Дети засыпают рядом со мной. Сначала кладет голову мне на плечо Витя. Затем, сидя на коленях, затихает и начинает сопеть Ника. Я тоже хочу спать, но обнимаю детей и стараюсь отдать им как можно больше тепла. Меня не было четыре дня, а кажется, прошла вечность. Я всего лишь пролетел две с половиной тысячи километров туда и обратно (два часовых пояса — не так уж и много в масштабах Земли) — а у меня такое чувство, будто это другая планета.
Завтра все будет совсем по-другому, привычные вещи вернутся на свою орбиту, но это щемящее чувство тоски и отчаяния — пожалуй, его тоже стоит сохранить в своем сердце.
Ведь и из этого складывается жизнь.
Аудиоподготовка
Обычный выпуск нашей радиопрограммы. Не знаю, почему я решил выложить.
[audio:https://www.antonratnikov.ru/wordpress/wp-content/uploads/2011/03/22.03.10.mp3|titles=22.03.10]Видеопоэты
Поэтический марафон, кстати, выглядел так:
Зенит сыграл за того парня
Написал рецензию по следам матча «Зенит» и «Анжи». Начинается она так: «Зенит» победил «Анжи» неожиданно изящно и легко. Так, будто и не было трагедии в семье вратаря команды, неприятного вылета из Лиги Европы и череды травм ведущих игроков. Команда из Махачкалы сыграла хуже, чем в недавнем кубковом матче и могла пропустить еще, да петербуржцы дагестанобразильцев простили. Антон Ратников о матче.
Люди хотят поэзии
Побывал сегодня на одном репортаже. Времени было мало, поэтому получилось не очень круто. Но что делать? Приходится вертеться. Репортаж под катом. Или по ссылке на сайте «Студии Вариант».
